Баку - 1501

- Конечно, в сторону благословенной Мекки, ваше высочество.

Окружающие трон аристократы тоже смотрели на молодую женщину в изумлении: смысл вопроса и им не был ясен. И тогда Султаным-ханым язвительно проговорила:

- А зачем же вы при совершении намаза обращаете лица в сторону благословенной Мекки? У вас ведь есть своя "святыня мира", ей и поклоняйтесь!

Придворные невольно рассмеялись. Это был прекрасный ответ, удар мечом, вызвавший растерянность даже у воина-гонца, не столь уж глубоко разбирающегося в вопросах религии. Слова Султаным-ханым показались ему богохульством, да и голос у принца был какой-то странный... Гонец покосился на даргу Абуль-фаттаха. Что это, уж не выставили ли его на посмешище? А так как гонец был человеком вспыльчивым, то, забыв, где он и зачем здесь находится, разбушевался:

- К чему эти насмешки, ваше высочество? Я пришел к вам с требованием сдаться от имени самого могущественного государя, чья власть распространилась уже от Ардебиля до Эрзинджана, от Ширванского шахства до Шама! Иначе - берегитесь! И двух дней не пройдет, как ваша крепость будет разрушена до основания, а все вы станете пленниками святыни мира!

Надменность речи, не подобающая посланнику, и злоба, клокочущая в каждом слове гонца, разгневали Султаным-ханым. Не ускользнул от ее внимания и взгляд, брошенный кызылбашем на даргу Абульфаттаха. Султаным-ханым внимательно оглядела лица присутствующих: кроме дарги Абульфаттаха все как будто возмущены. Кто жует свой ус, кто в гневе кусает ногти. Наиболее вспыльчивые молодые аристократы и военачальники схватились за кинжалы. Довольно было одного ее знака, чтобы...

- Как смеешь ты бросать вызов семисотлетней династии Ширваншахов, говорить в этом дворце о сдаче?! - Султаным-ханым сдвинула брови и закусила губу, стараясь сдержаться.

- Эта династия уничтожена, принц. Да будете вы живы! В прошлом месяце наш молодой шах встретился близ села Джабаны с вашим почтенным батюшкой, пытавшимся укрыться в Гюлистане. Всего семь тысяч кази нашего шаха наголову разбили двадцать тысяч пеших и шесть тысяч конных воинов вашего отца. А сам он при попытке сбежать в крепость Бугурд погиб от руки простого кызылбашского кази. Сведения точные: ширванцы опознали коня и оружие Фарруха Ясара...

Дойдя в своем рассказе до этого места, гонец запнулся, умолк. Ведь он своими глазами видел, каким образом был убит отец этого нежнолицего принца. У гонца язык не повернулся сказать, что кызылбаши, обнаружив труп Фарруха Ясара, по приказу своего верховного муршида приложили отрезанную голову к телу, завернули в рогожу и сожгли под крики: "Езид! Ези-и-ид! Езид, убийца Султана Гейдара!"

Гонец все же побоялся рассказать об этом среди врагов и гордо заявить: "Мы отомстили за муршида!". Но вместе с тем держался он вызывающе. Ведь по ту сторону крепости шли приготовления к бою. За его спиной стояли такие храбрецы, как Хюлафа-бек и Байрам-бек Гараманлы. И потом - личность парламентера неприкосновенна. Чего ему бояться? Пусть у этого принца с таким нежным, девичьим лицом, сердце лопнет еще лучше! Крепость быстрее сдастся. А он, гонец, принесший весть о сдаче, получит награду. Может быть, станет стремянным при белом коне молодого шаха и назавтра удостоится чести "с победой ввести его в Бакинскую крепость"...

- А народ, а люди? Хотят они сдаться или не хотят - это не имеет значения? - гневно спросила Султаным-ханым, чье сердце обливалось слезами, но глаза метали молнии.

Наглость гонца дошла до такой степени, что он развязно возразил тому, перед чьим троном стоял:

- Люди... Что такое люди?! Это стадо баранов, идущее за пастухом!

Он говорил, а Султаным-ханым думала: "Видно, тебе надоела жизнь, если ты позволяешь себе такие речи. Видно, смерть не может дождаться тебя и от нетерпения двигает твоим языком. Мой дед говаривал: когда козе пора умирать, она трется рогами о дубинку пастуха..."

В одно мгновение два молодых военачальника, из друзей Гази-бека, схватились за кинжалы. В воздухе сверкнули лезвия из закаленной стали. Но Султаным-ханым с неожиданной для самой себя властностью подняла руку:

- Стойте! Уведите его и повесьте на площади! Пусть люди, которых он считает баранами, увидят его. Прикажите глашатаям: пусть оповестят народ о его вине! Так будет с каждым, кто посягнет на нашу свободу!

Ошеломленному гонцу, не верящему, что его, посланца могущественного шаха, могут вот так просто вздернуть на дворцовой площади, проворно скрутили руки за спиной. Абульфаттах-бек поспешно шагнул вперед, сложив на груди руки:

- Простите, но ведь личность парламентера неприкосновенна, он находится под защитой аллаха! Не срамите династию Ширваншахов слухом, что они убивают посланцев!

Он тоже разговаривал скорее тоном назидания, чем просьбы: ведь дарга прекрасно видел, что сидящий на троне - не Газибек. Абульфаттах-бек знал Султаным-ханым, из дочери "холопа" превратившуюся в супругу принца. Кроме того, дарга был заранее осведомлен о том, что по ту сторону крепости уже стоит наготове Хюлафа-бек.