Бал безумцев

Все началось с пожара на улице Бельвиль. Луизе едва исполнилось четырнадцать. Она спала в дворницкой, в одной каморке с родителями, когда на первом этаже разбушевалось пламя. Проснулась от жара и, еще полусонная, почувствовала, как руки отца подхватывают ее и выталкивают в окно. С другой стороны Луизу приняли соседи, стоявшие на тротуаре. У нее кружилась голова, и было трудно дышать. Она потеряла сознание, а в себя пришла в доме у тетушки. «Теперь мы твои родители», – сказали ей. Девочка не плакала. Смерть представлялась ей временным явлением – настоящие родители обязательно оправятся от ожогов и скоро придут за ней. Так что, решила она, нет смысла впадать в уныние, нужно просто ждать.

Теперь она жила у родной тети и ее мужа в квартирке с мезонином за парком Бютт-Шомон. Вскоре после той трагедии тело Луизы стало наливаться соками, грудь и бедра быстро обретали форму. Не прошло и месяца, а девочка, которой она быть перестала, уже не могла натянуть на себя ни одно старое платье. Тетушке пришлось перешить для нее одно из своих: «Походишь в нем летом, а к зиме что-нибудь придумаем». Тетушка была прачкой, ее муж – разнорабочим. Этот человек никогда не заговаривал с Луизой, но едва она созрела, начал странно на нее посматривать – девушка часто ловила на себе пристальный взгляд темных глаз. В его взгляде было что-то, чего Луиза не понимала, но догадывалась, что просто еще не доросла до этого, и непрошеное взрослое внимание вгоняло ее в глубокое смущение, заставляя чувствовать себя неуютно. В собственном теле Луизе теперь тоже было неуютно, оно словно перестало ей подчиняться, и она ничего не могла с этим поделать, как и с повышенным интересом к своей персоне, сопровождавшим ее теперь не только дома, но и на улицах. Дядя ничего не говорил и не прикасался к ней, но Луиза стала плохо спать по ночам, как будто женский инстинкт подсказывал ей, что нужно бояться с его стороны каких-то действий. Лежа на матрасе в мезонине, она просыпалась от малейшего шороха и скрипа на деревянной лестнице, которая вела к ее распростертому телу.

* * *

Настало лето. Луиза с другими подростками бродила по кварталу. Каждое утро дворовая банда убивала время как могла – ребята носились наперегонки по крутым косогорам Бельвиля, таскали сладости в бакалейных лавках, швыряли щебнем в голубей и крыс, а вторую половину дня обычно проводили в тенечке, под деревьями среди холмов парка Бютт-Шомон. Однажды в августе, когда солнце жарило так, что, казалось, плавились мостовые, друзья решили освежиться в озере. Прочим парижанам тоже пришла в голову эта мысль, так что в парке ступить было некуда среди обитателей квартала, сбежавшихся сюда в поисках тени и прохлады. Подростки нашли на берегу укромный уголок, разделись и в нижнем белье полезли в воду. Купанье перешло в безудержное веселье – вся компания быстро позабыла о пекле, о летней скуке и превратностях взросления.

В озере они резвились, пока не стало смеркаться, а когда вернулись на берег, увидели дядю Луизы, притаившегося за деревьями. Сколько времени он там простоял, никто не заметил. Схватив Луизу за плечи жирными потными лапами, этот человек принялся ее трясти и орать, что она потеряла всякий стыд, после чего на глазах у перепуганной компании потащил за собой к дому. Она не успела застегнуть платье, и черные мокрые волосы падали на грудь, проступавшую под полупрозрачной нижней рубашкой.

В квартире дядя толкнул ее на супружескую постель.

– Я тебе покажу, как позориться на людях, бесстыдница! Уж ты этот урок запомнишь!

Упав на кровать, Луиза смотрела, как дядя расстегивает ремень, и думала, что он собирается ее выпороть, – будет больно, конечно, но быстро заживет. Однако он бросил ремень на пол, и тогда Луиза закричала:

– Нет! Дядя, нет!

Она вскочила, и он ударил ее наотмашь так, что девушка рухнула обратно на кровать, навалился сверху всем телом, не давая пошевелиться, разорвал платье, раздвинул ее голые ляжки и расстегнул панталоны.

Он еще двигался в ней, а Луиза еще кричала, когда вернулась тетя и застала эту сцену. Луиза протянула к ней руки:

– Тетя! Тетушка, помогите!

Ее муж сразу вскочил, и жена набросилась на него:

– Ах ты сволочь! Чудовище! Пошел вон, видеть тебя не хочу!

Мужчина в спешке натянул штаны, накинул рубашку и кинулся за дверь. Спасенная Луиза, испытав огромное облегчение, даже не заметила кровь у себя между ног и на простыне. А тетушка вдруг подскочила к ней и влепила пощечину:

– Потаскушка! Строила ему глазки – гляди теперь, что стряслось! Да ты мне еще и постель испачкала, дрянь! А ну живо одевайся и все выстирай!

Луиза смотрела на нее, ничего не понимая. Понадобилась вторая пощечина, чтобы привести ее в себя и заставить выполнить указание.

* * *