Бал шутов

На третий день произошло нечто непредвиденное — всю группу погнали в «Прадо». Возмущению не было предела.

Семен Тимофеевич беспробудно пил Риоху и, наконец, рухнул в «Прадо», в парадном зале, перед Веласкесом.

Он рухнул прямо на колени — и все присутствующие были поражены эмоциональностью простого русского рабочего.

Но Семен Тимофеевич на этом не остановился и медленно продолжал падать дальше. И вскоре он уже растянулся перед Веласкесом.

Творческие работники испугались, пытались поднять его, объясняли, что это не кровать, а «Прадо», но гегемон вырвался и упал прямо на Веласкеса, уткнувшись мордой в Святого Себастьяна.

Эмоциональность переходила всяческие границы.

Деятели культуры пытались объяснить, что Семен Тимофеевич — сердечник. Но от сердечника так несло, что окосели подоспевший врач с санитаркой и тоже уткнулись рожами в великого мастера Ренессанса. Трое людей иступленно целовали Данаю…

Вечером устроили собрание.

— Семен Тимофеевич, — призывала Маргарита Степановна, — прекращайте пить. Вы соображаете, что вы делаете?.. Вы позорите честь советского человека — вы пропиваете иностранную валюту.

— На свою валюту пью, — угрюмо отвечал он.

— Семен Тимофеевич, — поддержали другие, — у вас не государственный ум. На валюту можно было бы купить станки, пшеницу, трубы большого диаметра.

— А на фига? — спросил он. — На валюту, камарадос, надо покупать вино.

— Оставьте немного, — попросила комсомолка, — купите хоть что‑нибудь жене.

— На фига? — вновь спросил Семен Тимофеевич. — Она блядь…

— Ну и что, — вступил офицер флота, — все они бляди. Но везти им что‑то надо.

— Это кто блядь? — уточнила Маргарита Степановна.

— Кто блядь — тот и знает, — туманно объяснил офицер.

Орест Орестыч тихо поднялся и направился к двери.

— Это я — блядь?! — настаивала Маргарита Степановна.

— Ну чего вы к нему пристали, — произнес Семен Тимофеевич, — вы лучше знаете, кто вы.

Собрание несколько меняло курс.

Приступили к обсуждению, кто с кем живет.

Орест Орестыч отнекивался от Маргариты Степановны, кричал, что он импотент, обещал показать в Лениграде справку, но его прижали к стенке…

Комсомолка сначала дрожала, потом перешла на плач — оказалось, что она жила со всеми.

Чистым оказался только Семен Тимофеевич. Ему было просто некогда — он пил и спал.

Короче, происходило нечто несусветное, ко всему прочему, Маргарита Степановна была, как назло, вся в красном, и вдруг, ни с того, ни с сего, офицер флота бросился на нее.

Партийная дама увернулась, и бык — офицер пробил головой экран телевизора. На этом «мундиал» закончился…

— Прекратите корриду! — приказала Анфиса Фирсовна. Пикадоры разошлись, бык — офицер заклеил пластырем кровоточащее ухо.

Назавра коррида повторилась — правда, на другой арене, в Севилье в присутствии ста тысяч зрителей.

Коррида неожиданно сплотила деятелей культуры и искусства — всех волновал вопрос, что делают с тушей. Едят или не едят? Мнения разделились.

Офицер флота утверждал, что мясо быка жестковато, и его оставляют на съедение собакам.

— Это как сварить, — объяснила Маргарита Степановна, — если на медленном огне, с капустой, перчиком или лавровым листом, — пальчики оближете.

Другие утверждали, что лучше бы сделать щи.

Третьи предпочитали студень…

— Вы только взгляните, какие у него ножки! — визжала комсомолка.

Все были возмущены, что быка убивают столь долго.

— Уперся, как бык, — ворчал офицер флота.

— У них, наверное, до черта мяса, — философствовал Семен Тимофеевич, — они могут себе позволить убивать долго и сложно. Когда мяса нет — убивают электричеством, раз — два, как у нас… Зажрались, камарадос…

— Что вы хотите, — объяснил Орест Орестыч, — Лорка привел страну к разрухе. Вернул в средневековье…

— Ужас, — орала Маргарита Степановна, — сколько на одного навалились… Да еще разоделись — камзолы, золото, амулеты. Когда все можно делать тихо, спокойно, в одном белом фартучке…

Бык продолжал сопротивляться. И вдруг, неожиданно для всех, на поле выскочил офицер флота. И не успел стадион ахнуть, как он выхватил кортик и проткнул быка одним ударом.

Бык рухнул примерно так же, как Семен Тимофеевич перед картиной Веласкеса.

— Вот так надо убивать, — объяснил офицер, вытирая кортик от крови о камзолы тореадоров, — если уж у вас не хватает электричества…

Толпа хотела растерзать члена творческой группы, и если бы не «камарадос» из полиции, от деятеля искусств остался бы только кортик.

Под шумок Маргарите Степановне удалось отрезать от быка лакомый кусочек…

В то время, как творческая группа предавалась изучению Испании — штудировала слово «камарадос», уточняла, кто такой Франко, падала на колени перед Веласкесом и выясняла, кто с кем живет — Соколы занимались одним: думали о своем будущем.

Хотя и сказано: не тревожься о том, что будет завтра, поправь то, что было вчера…

Поздно вечером они возвращались из театра, и Борис разъяснял Ирине, что его ожидает.

— Со мной перестанут здороваться соседи, — пророчил он, — и уйдут друзья.