Бал цветов

— Неро — принц, и он единственный, кто меня понимает. Я его никогда не брошу.

— Ты ошибаешься, сестричка. Я — единственный, кто тебя понимает. Понимает даже лучше, чем ты сама понимаешь себя. Я хорошо тебя знаю, Лютеция. Между нами говоря, ты имеешь такое же отношение к графу Лютику, как я — к герцогству Нарциссов, в Карпатах[9]. Но они-то об этом не знают… Ты ещё будешь королевой, сестричка. В крайнем случае — принцессой.

— Для этого ты должен слушаться меня и не задавать вопросов, а помогать нам. Иди и следи за Виолой и Джорджи, а Тацетта и его клуб пусть подождут, — сказала Лютеция, подойдя и ласково обняв брата за плечи.

Он тяжело вздохнул:

— Уговорила, иду. Подай шляпу… Спасибо. Если узнаю что‑то интересное, приду, расскажу, но до добра ваши планы не доведут. Пока!

Он надел шляпу с жёлтой пряжкой и скрылся за дверью.

— Болван, — вздохнула Лютеция, когда дверь за братом захлопнулась. — Иди ко мне, Линария! Иди, моя девочка! — позвала она свою собачку.

Глава 17 Совет четырёх

— Вот, мы пришли, — сказал Розанчик, останавливаясь перед дверью в угловую комнату на третьем этаже.

Джордано посмотрел вверх.

На каждой двери во дворце был сделан по центру довольно большой медальон из дерева в позолоченной рамке. Придворные отделывали свои комнаты по своему же вкусу, и мастер-живописец изображал на каждой двери в медальоне герб владельца апартаментов. В комнатах для гостей поле медальонов было позолочено, и в центре красовался номер комнаты.

На двери, которую рассматривал Джордано, вместо герба в центре была прибита серебряная подкова, а внизу под ней вились две нарисованные перекрещивающиеся ленты — синяя и светло-лиловая. В целом, рисунок очень напоминал изображение черепа и костей на пиратском флаге, этакий "Весёлый Роджер", если не принимать во внимание роскошную отделку.

Проследив за взглядом Джордано, Розанчик улыбнулся и сказал:

— В этом — весь Гиацинт. У него всё не как у людей. Пошли, он нас ждёт.

И Розанчик, не постучав, толкнул дверь. Джордано следовал за ним.

Все придворные комнаты имели приблизительно одинаковую планировку. Кроме апартаментов для семей (где было несколько комнат, общий коридорчик, комнаты для слуг и потом — одна дверь в большой коридор), все апартаменты придворных состояли из небольшой прихожей и, собственно, комнаты хозяина. Иногда сбоку была ещё маленькая смежная комнатка — комната для слуги или кабинет, кому как больше нравилось. Внутренняя обстановка, в плане мебели, также была похожей: напротив двери — окно, занимавшее половину стены, огромная кровать под балдахином, стол, три кресла, шкаф и умывальник. Но все владельцы выбирали обивку для стен и мебели по своему вкусу, и она, как и шторы, ковры, занавески балдахина, была разного цвета. Поэтому жилища точно отражали характеры и вкусы своих владельцев. Джордано так и ахнул, остановившись на пороге.

Комната графа была, несомненно, самая замечательная во дворце. Она являла собой наполовину — музей, наполовину — оружейный зал какого-нибудь старого замка, но на большую половину, это была корабельная каюта, мастерская художника, кабинет поэта и гримёрная актёра вместе взятые.

Во-первых, по стенам была развешана роскошная коллекция оружия. Вернее, она занимала одну стену — левую от окна. Там висели пистолеты разных эпох, кинжалы: турецкие и индийские, с изогнутым лезвием, напоминающие клык саблезубого тигра, и флорентийские, тонкие и острые, словно скальпель. Старинный арбалет где-то XIV века, явно целившийся в огромный круглый щит, висящий посередине, с изображённым на нём белым якорным крестом на тёмно-лазурном фоне. В каждой четверти щита были изображены цветки древних гиацинтов — синего, розового, лилового и бледно-жёлтого цвета. По своему внушительному виду щит вполне мог принадлежать какому-нибудь воину крестовых походов. Это изображение с геральдическим крестом — и был настоящий герб графа Ориенталь.

Ближнюю к двери часть стены занимал довольно мирный предмет: там, разместившись между эфесом фамильной шпаги и небольшим чёрным пистолетом с узорчатой воронёной рукояткой, висела морская карта звёздного неба с серебряными контурами и точками на ультрамариновом фоне. Напротив, с соседней стены, на неё смотрела большая прямоугольная картина, выполненная тополиным пухом. Основой для неё служил чёрный бархат. На ней изображался летящий под всеми парусами фрегат с развевающимися на мачтах длинными лентами флагов с раздвоенными как у змей язычками. Чудесная чёрно-белая техника передавала все оттенки светотени, и фрегат казался воздушным призраком, который вот-вот выйдет из своей тяжёлой дубовой рамы.