Балабанов. Перекрестки

Важно сказать и о чемодане. Тот самый как бы «тарантиновский» чемодан, история которого начинается в мировом кинематографе с «Целуй меня насмерть» Олдрича, шкатулки из «Дневной красавицы», а завершается сундуком в «Возвращении»: это емкость, в которой что-то сакральное, важное, но что точно, мы не знаем. В данном случае важно, что это не деньги, а наркотики. На мой взгляд, это еще одна отсылка к роли искусства вообще, искусства как наркотика, чего-то, что имеет опьяняющий эффект. Подобный эффект производила на публику и дилогия о братьях. «Жмурки» – уникальный для Балабанова случай фильма, который должен производить эффект обратный – не опьяняющий, а отрезвляющий.

К жанру, обозначенному Зарой как комедия дель арте, я бы добавил еще один возможный, который объединяет фильм с картиной «Я тоже хочу». Это жанр церковной стенописи danse macabre – «пляска смерти». Жанр, где все члены общества вне зависимости от пола, возраста, значимости, богатств и так далее идут в одном хороводе, держась за руку со скелетами, воплощающими смерть, и идут они понятно куда. Об этом картина «Я тоже хочу», действие которой завершается в колокольне рядом с церковью.

В смертельный хоровод он вписал и себя, кинорежиссера и члена Европейской киноакадемии. А фильмы его продолжают жить.

Апокалипсис русского мира Алена Солнцева

Когда меня пригласили поучаствовать в Чтениях и предложили выбрать тему, я начала пересматривать фильмы Балабанова, начиная с «Брата». И неожиданно поняла, что задолго до того, как это стало актуальным, Балабанов рассказал историю «проекта русского мира», которую сегодня пытаются реализовать, к примеру, в лихих самопровозглашенных республиках Новороссии. В фильмах Балабанова я вижу идеальную рефлексию по поводу мировоззрения этих людей и окормляющих их идей, которые нынче вполне привольно живут не только на пограничных территориях, но внутри российской реальности.

Пятнадцать или даже больше лет назад режиссер Алексей Балабанов рассказал нам об этом в своих фильмах, но мы тогда этого не считали – не смогли считать – и не поняли. Когда фильм «Брат» вышел, я написала рецензию в журнале «Огонек», но, прочитав ее сегодня, поняла, что мое тогдашнее восприятие фильма сильно отличалось от того, что я вижу в нем сейчас.

Как появляется в «Брате» главный герой? Он как будто выпрыгивает в кадр откуда-то «неведомо откуда», из-под кочки, со стороны, это парень, который только что вернулся из армии («не отгулял дембель еще»). То есть новенький, посторонний, чужой, первое, что он делает в фильме, – нарушает чужое пространство. Вторгшись на площадку, где идет киносъемка, Данила (мы даже имени его еще не знаем) мимоходом нарушает границы и принятые законы, не попытавшись понять или оценить происходящее. Результат известен: чуть не выбил глаз, сломал руку. Первое соприкосновение с людьми в мирной жизни – это привнесение в этот мир насилия, агрессии и травмы.

Дальше Данила, на роль которого выбран необычайно обаятельный и очень популярный в это время Сергей Бодров, известный телеведущий (не профессиональный артист), погружается в другую жизнь, которая как будто создается специально под него, в ней он может проявить все свои качества. И проявляет их одно за другим: он отлично дерется, стреляет, не выносит несправедливости, вступается за обиженных.

Из фильма мы узнаем о Даниле не очень много. Отец умер в тюрьме и был рецидивистом. Старший брат покинул родной дом и делает карьеру киллера в Петербурге. Мать с юности травмирована ненавистью и страхом, она не испытывает никакого сочувствия к своим детям, про любовь речи нет. Мы знаем, что Данила только что пришел из армии, скорей всего, из зоны военных действий (фильм снимали в 1996 году, шла первая война в Чечне). Довольно быстро понимаем, что он врет, говоря, что «отсиделся писарем». С ним плеер – это трофей? Больше мы ничего не узнаем о его прошлом.

Когда герой приезжает в Петербург, брат его тут же подряжает на исполнение некого заказа. Крючок, на который ловится Данила, – это восстановление справедливости. Это одна из его главных черт: он все время восстанавливает справедливость. Дело не в эмпатии, которая ему не знакома. Когда он видит, что кто-то совершает несправедливость (обижает контролера, старика, женщину), он немедленно реагирует агрессией. На силу отвечает еще большей силой. И никаких эмоций – в сцене с режиссером он не обращает внимания на шок, в котором тот находится, на его реакцию на жестокое убийство людей, как будто и не было никакой перестрелки, сидит себе, интересуется музыкой.

Но Балабанов нигде не проявляет прямо своего отношения к Даниле. Если внимательно смотреть фильм, то нигде со стороны режиссера нет ни морального осуждения, ни поддержки. Да, он авансом дарит герою абсолютное расположение зрителя, выбирая на его роль обаятельного исполнителя (а почему он должен быть несимпатичным?), и мы сами его идеализируем.