Балаган, или конец одиночеству

Из-за того, что все так быстро развалилось и не осталось никого, кто вел бы себя разумно, у меня тоже развилась мания – пересчитывать все подряд. Я считал планки жалюзи. Я считал ножи, и вилки, и ложки на кухне. Я считал кисточки на покрывале с кровати Авраама Линкольна.

Как-то раз я пересчитывал балясины перил, ползая на четвереньках по лестнице, хотя сила тяжести была ниже средней. Как вдруг до меня дошло, что снизу за мной наблюдает какой-то человек.

Он был одет в штаны из оленьей кожи, в мокасины и шапку из меха енота, а в руках у него была винтовка.

– Боже правый, Президент Нарцисс, – сказал я сам себе. – На этот раз ты окончательно спятил. Это же старина Дэниэл Бун.

Потом к этому человеку присоединился второй. Этот был выряжен точь-в-точь как в стародавние времена, когда я еще даже не был Президентом Соединенных Штатов, зато еще существовали Военно-Воздушные Силы США.

– Постойте, я сам догадаюсь, – сказал я. – У нас то ли День всех святых, то ли Четвертое июля.

* * *

Пилота, судя по всему, потрясло до глубины души состояние Белого Дома.

– Что тут творилось? – сказал он.

– Одно только могу вам сообщить, – сказал я. – Здесь творили историю.

– Жуткое дело, – сказал он.

– Если вам это кажется жутким, – сказал я, постукивая себя по лбу кончиками пальцев, – что бы вы сказали, поглядев, что творится здесь.

* * *

Ни один из них так и не догадался, что я – Президент. Вид у меня к тому времени был совсем запущенный.

Они не хотели вообще со мной разговаривать, да и друг с другом, по правде говоря, тоже. Просто они случайно прибыли одновременно – каждый с особо срочным поручением.

Они прошлись по комнатам и отыскали моего Санчо Пансу, Карлоса Нарцисс-11 Виллавиченцио, который готовил завтрак из морских галет и консервированных копченых устриц, и еще из всякой всячины, которую мы отыскали. Карлос привел их обратно ко мне и убедил их, что я и есть Президент страны, которую мы с полной серьезностью называли «самой могущественной державой мира».

Этот Карлос был непроходимый дурак.

* * *

Лесной охотник принес письмо – от вдовы из Урбаны, которую несколько лет назад навестили китайцы. Я был тогда слишком занят, чтобы выяснить, зачем эти китайцы туда пожаловали.

Дорогой доктор Свейн, – так начиналось письмо, – я человек незаметный, учительница музыки, и интересна только тем, что была замужем за великим физиком, родила ему чудесного сына, а после его смерти принимала делегацию чрезвычайно мелких китайцев, один из которых сказал, что его отец был знаком с Вами.

Его отца звали Фу Манчу.

От китайцев я и узнала о потрясающем открытии, которое мой муж, доктор Феликс Боксит-13 фон Петерсвальд, сделал незадолго до своей смерти. Мой сын – кстати, он – Нарцисс-11, как и Вы, – и я хранили с тех пор это открытие в глубокой тайне в виду того, что оно проливает свет на положение человека во Вселенной и эти сведения несколько обескураживают, мягко говоря. Это относится к истинной природе того, что уготовано всем нам после смерти. А то, что нас ожидает, доктор Свейн, до крайности неприглядно.

Я не могу заставить себя говорить, что это «Небеса» или «Место, где нам будет воздано по заслугам», или вообще называть это место как-нибудь красиво и прелестно. Я могу назвать его только тем именем, которым под конец стал называть мой муж, да и вы сами станете называть его так, когда узнаете, что это такое. Это название – «Индюшиная ферма».

Короче говоря, доктор Свейн, мой муж: открыл способ общаться с мертвыми, населяющими «Индюшиную ферму». Он никогда не объяснял свои приемы ни мне, ни нашему сыну, никому на свете. Однако китайцы, у которых шпионы повсюду, как-то до этого дознались. Они приехали почитать его записи и познакомиться с остатками его аппаратуры.

Когда китайцы во всем этом разобрались, они были настолько любезны, что объяснили мне и моему сыну, как мы можем сами, если захотим, повторить этот мрачный фокус. Их самих открытие разочаровало. Для них оно было в новинку, как они выразились, но «может представлять интерес только для тех, кто имеет отношение к так называемой западной цивилизации, – уж не знаю, что они хотели сказать. Я доверяю это письмо другу, который надеется найти большое поселение своих искусственных родственников, Изумрудов, в Мэриленде, а это очень близко от Вас.

Я обращаюсь к Вам «Доктор Свейн», а не «мистер Президент» – ведь это письмо не имеет никакого отношения к государственным интересам. Это в высшей степени личное письмо, и я пишу Вам, чтобы сообщить, что мы много раз говорили с Вашей покойной сестрой, Элизой, при помощи аппарата моего мужа. Она говорит, что Вы должны приехать сюда по делу чрезвычайной важности, чтобы она могла поговорить непосредственно с Вами.

Мы ожидаем Вашего приезда с нетерпением. Прошу Вас, не обижайтесь на моего сына, а Вашего брата, Дэвида Нарцисс-11 фон Петерсвальда, за то, что он ведет себя не совсем прилично. Он не может удержаться от неприличных слов и непристойных телодвижений даже в самое неподходящее время. Он страдает Турреттовой болезнью.

преданная Вам и готовая к услугам,