Баламут 2

…Ловушка, которую на наших глазах готовили корхи, получалась на редкость серьезной! Даже по отдельности те заклинания, плетения которых я умудрился идентифицировать с самой границы «заряженной» области, могли уничтожить чрезвычайно серьезно экипированный отряд. А одновременное срабатывание должно было превратить центр ущелья в лунный пейзаж! Само собой, такое «творчество» на нашей стороне Червоточины мне очень не понравилось. А когда я соорудил некое подобие «светлой комнаты», изучил карту и разобрался, по какому принципу могло подбираться место под эту дрянь, так вообще.

Нет, ломиться в атаку, чтобы уничтожить к чертовой матери и корхов, и их творение, я даже не подумал, ибо трезво оценивал свои силы и понимал, что заниматься этим делом должно наше боевое крыло, причем под чутким руководством артефакторов. В итоге зарисовал на чистом листе бумаги ту часть схемы установки плетений, которую запомнил, вернул в перстень ХИС, разобрал «комнату», вылез из схрона и объяснил встревоженным женщинам ситуацию:

— Почти уверен, что таким образом перекрываются наиболее вероятные маршруты подхода наших рейдовых групп к обелискам. Если это так, то все очень грустно: объем вложений в эти мероприятия вынуждает сомневаться в правильности выводов, сделанных во время нашего прошлого выхода…

— Ну да: если корхи вкладываются в создание артефактных ловушек, значит, вцепились в новые территории руками и ногами… — угрюмо буркнула.

Долгорукая. — И, вероятнее всего, готовятся к дальнейшему продвижению!

— Что делаем? — деловито поинтересовалась Язва, как обычно, готовая ко всему на свете.

Я отрешенно удивился ее вере в меня, задвинул лишние мысли куда подальше и озвучил свое решение:

— Делаем ноги. В смысле, забываем про отдых и стараемся как можно быстрее добраться до Базы. Маршрут придется изменить, чтобы не вляпаться в такие же ловушки. И, Даш, извини, но обещанное место я тебе покажу как-нибудь потом.

— Не грузись: ты все делаешь правильно! — мягко сказала она и взяла меня за руку, чтобы дать возможность почувствовать эмоции.

Я легонечко сжал ее пальчики, дал команду начинать движение. Потом плавно разогнался и, забив на все упражнения, чтобы, ненароком, не зевнуть что-нибудь важное, сосредоточился на скольжении по аурам леса. Гнал, как на пожар, устраивал привалы каждые четыре часа, при любой возможности выбирал не самые, но неудобья и везде, где мог, путал следы. А еще, следуя советам проснувшейся паранойи, несся не к Базе, а точно на Червоточину. На всякий случай. В итоге вымотал себя и своих спутниц по полной программе, зато увел группу на Ту Сторону уже в половине восьмого вечера следующего дня. А в двадцать один сорок шесть прижал ладонь к сканеру юго-восточного входа Базы, дождался открытия колодца, выполнил обязательную программу и, пожав руку дежурному, спустил смертельно уставших женщин в комнату передержки.

Пока переодевались в сухое и взбадривали себя почти не работающими восстановлениями, готовился к предстоящей беседе с родичами и к докладу Совету общины. Потом зацепил взглядом осунувшееся лицо Даши и слегка переиграл свои планы — прокатившись на лифте до нужного яруса, быстрым шагом довел спутниц до нашего жилого блока, поздоровался с батюшкой, в гордом одиночестве ужинавшим в гостиной, попросил найти деда и увел Лару с Дашей в ванную. Там помог им раздеться, загнал в душевую кабинку, врубил каменку в сауне и пообещал вернуться не позже, чем через час.

Отца в гостиной уже не было, поэтому, чтобы не тратить время, рванул к Степановне. Увидев ее силуэт, обрадовался, влетел в медблок, постучался в кабинет и, получив разрешение, ворвался внутрь. Там пережил приветствие и внеплановый осмотр, подставился под два подзатыльника, дал целительнице как следует поворчать, выложил из перстня подарки, купленные в Дагомысе и в столице, перетерпел еще одно «покушение на жизнь» и, наконец, перешел к делу:

— Есть просьба. Даже две.

— Излагай… — проворчала женщина, оставив в покое понравившуюся блузку, мазнув нечитаемым взглядом по пакету с какой-то ярко-красной кружевной хренью и уставившись мне в глаза.

— Если есть возможность, то хотелось бы…

— Рат, не юли!!! — раздраженно рыкнула она.

— Гнал своих. Сутки. Под моросящим дождем, в ветер и по неудобьям. Умотал в хлам. Надо реанимировать.

— Где они?

— В моей ванной.

— Давай вторую просьбу.

Я достал из перстня бумажную фотографию лица «Марии Завадской» и протянул Степановне:

— Даша уходит под меня. Вот в таком образе. Есть трое суток. Может, немного больше.

— Симпатичный. Но можно сделать поинтереснее. Надо?

Я кивнул.

— Веди. И перестань меня заваливать подарками — я еще позапрошлыми не наигралась.

— Степановна…

— Ау?

— Упираться не надоело? — спросил я, открыв дверь. И подколол: — Я ж говорил, что любимая женщина деда — это, считай, родственница!

— Вредный ты, Елисеев! — хохотнула она, выталкивая меня из кабинета. — Нет, чтобы сказать, что любишь?

— Боюсь: дед у меня страсть какой ревнивый! Придем к нам — увидишь, как он на меня зыркнет!