Баланс столетия

В круговороте летних малаховских будней, казалось, терялись те, кому было опасно находиться в Москве. О столице напоминал целый город детских домов, в том числе для детей врагов народа. Случалось, родители успевали сказать им, чтобы они покинули Москву, своим ходом добрались до малаховского приемника и объявили себя сиротами, потерявшими всех родных.

Раскрыть такой секрет ничего не стоило. Директор детского дома Елена Ивановна Шелапутина не хотела этого делать. Потомственная учительница (ее отец преподавал в малаховской гимназии — когда-то существовала и такая), она не имела собственной семьи и жила теми, кого судьба лишила родителей. Она просто молчала. Просто не задавала вопросов.

* * *

Александр Таиров заказал Сигизмунду Доминиковичу инсценировку «Евгения Онегина»! Приближался столетний пушкинский юбилей, и намечались какие-то неслыханные по размаху торжества. Одновременно с процессом Каменева и Троцкого. Роль Татьяны предназначалась Алисе Коонен, и на первой же читке в Камерном театре стало ясно, что пьеса получилась.

Конечно, одобрения постановщика и труппы было недостаточно. Надо всем происходящим в искусстве довлела в качестве первой ступени цензуры — наука! Пушкиноведы должны были сказать свое веское слово о «соответствии духу великого поэта» каждой строчки драматурга. Самое удивительное, что они делали это с усердием рецензентов фундаментального научного труда. Одно имя сменялось другим: Сергей Бонди, Михаил Цявловский, Викентий Вересаев…

Казалось, у Кржижановского лопнет терпение. Его успокаивали всей семьей. Репертуарный комитет согласился на четвертый по счету вариант, худший по сравнению с первым. И все же художник Осьмеркин уже делал эскизы декораций и костюмов. Сергей Прокофьев, оказавшись на очередной читке, тут же сел за рояль и начал писать музыку к спектаклю, искать свое собственное (и это после Чайковского!) решение. Партитура была готова через две недели.

Гром грянул там, где его меньше всего ждали. Таиров ставил комическую оперу Бородина «Богатыри». Неожиданно приехавший на репетицию Молотов возмутился формой бурлеска. «Богатыри» были запрещены к постановке. По городу поползли слухи о закрытии театра.

Таиров попытался спасти положение — начал срочно репетировать «Детей солнца» Горького. Имя великого пролетарского писателя выручило и на этот раз. Но от «Евгения Онегина» руководитель Камерного театра отказался наотрез.

* * *

Лидия Ивановна не верила своим ушам. Ее сын? Элигиуш? Но в голосе директора школы звучало — и это было самым необъяснимым — откровенное торжество. «Исключен из школы. За хулиганство. Чтоб духу его больше не было!»

В тринадцать лет? Но что он мог сделать? Лидия Ивановна настаивала на подробностях. Оказывается, какой-то девочке-активистке показалось, что он что-то прошептал в спину учителя. «Да, она не может утверждать наверняка, но это и не имеет значения, — вещала директор. — Мог просто подумать. И вообще нужно ли вашему сыну заканчивать школу? Вы же понимаете, у него нет никаких перспектив в отношении высшего образования».

Мария Никитична не удивилась. Не стала сетовать. Пожала плечами: «Сходила бы с ним в театр. Лучше к Мейерхольду. Вам обоим пойдет на пользу. А там — будет видно». Белополяк, итальянец, история с отцом… Хорошо, что не сделали более кардинальных выводов. Ну и бог с ней, со школой. Мальчик станет музыкантом или художником. Но Мария Никитична не подумала о длинной и неизбежной цепочке. Перестав быть учеником «образцовой» школы, внук лишался права учиться и в музыкальной школе, работавшей по вечерам в том же «образцовом» здании. Неужели подростку придется отказаться от своих увлечений, надежд?..

К Мейерхольду действительно можно было прийти в любой день. Всеволод Эмильевич присутствовал на всех спектаклях своего театра, не спускал глаз со своих актеров! Этот огромный человек с длинным худым лицом и огромным носом всегда находил для мальчишки добрые слова. Элигиуш видел все мейерхольдовские постановки. Его завораживали фантастические пространственные построения на открытой сцене, зеленые и розовые парики, буффонные костюмы, пластика актеров. Репертуар был классический — «Лес» Островского, «Ревизор» Гоголя, «Дама с камелиями» Дюма-сына…

Бывший Театр Обозрений представлял собой узкую кирпичную щель, вмещавшую и зрительный зал, и площадку. Но сначала был Театр А. Зона на Триумфальной площади, где теперь существует придуманный «Дом Ханжонкова». Первое пятилетие труппы праздновалось едва ли не всей страной. Юбилейный комитет возглавляла Клара Цеткин, в него входили также Луначарский, Станиславский, Михаил Чехов, Маяковский, доктор Семашко, Карл Радек, журналист, «превратившийся» вскоре во врага народа, «первый кавалерист страны» Семен Буденный, многие партийные и государственные деятели. Торжества длились три дня. О Мейерхольде много спорили, одни его признавали, другие не принимали категорически.