Балансовая служба

«Пообщаться, что ли, с этим типом, похожим на Карла Маркса, – пронеслось у него в голове. – Узнать, что он думает о торжестве мировой революции».

Немного смущало незнание немецкого языка, но Иван Васильевич счел это обстоятельство досадной и незначительной помехой. Если два интеллигентных человека желают объясниться, языковой барьер не станет препятствием.

– Гутен таг! – выкрикнул он, приближаясь.

Бородатый субъект на скамейке посмотрел на Митрохина с удивлением и на приветствие никак не отреагировал.

«А может, это и вправду Маркс, – подумал Иван Васильевич, – хотя вряд ли, мало ли в Германии бородатых субъектов, похожих на Карла Маркса».

– Маркс? – уточнил он.

– Я, – ответил незнакомец и отложил газету.

– Ну конечно, ты, – обрадовался Митрохин, – а я тебя, как увидел, так сразу и признал. Ну, думаю, сам Карл Маркс! Хе-хе.

– Я-я, – откликнулся немец, приподняв брови.

– Ты-ты, конечно, ты… Кто же еще. А я Иван Васильевич, Митрохин моя фамилия.

– Что вы делаете? – Медея попыталась остановить банкира. – Нам нельзя с ним разговаривать.

– Это еще почему?

– Потому что если он Карл Маркс, то мы можем невольно изменить весь ход мировой истории.

Вы что, фантастику не читаете?

– Нет, конечно. Я читаю балансовые отчеты. И «Плейбой».

– Скорее всего это не он, – Медея оглянулась на удивленного господина на скамейке. – Но я вас очень прошу, не приставайте к местным жителям.

Я вас просто умоляю. Вы даже не представляете, что можете натворить.

Митрохин взглянул на Маркса с сожалением.

– Слушай, ну неужели нельзя с ним даже поговорить? Я так мечтал всегда с этим типом поболтать, который политэкономию придумал. Нас этой политэкономией знаешь как донимали. Хотел спросить его, что, ему вообще делать больше нечего было? Пил бы себе пиво немецкое. С девками немецкими развлекался. Вот я его сейчас и спрошу.

– Нельзя, – отрезала Медея, – мы и так устроили настоящий кошмар в том времени. Да и насчет фронтового эпизода у меня дурные предчувствия. Боюсь, выйдет нашей стране это боком.

– Да ладно, – махнул рукой Митрохин, – так уж и боком. С Россией коммунисты что только ни делали, а она как стояла, так и стоит. И будет стоять вечно. Как знать, может, я сейчас Карлу Марксу втолкую, во что лучше капитал вкладывать, он и займется делом. А потом Ленин без его трудов не лишится рассудка и не возомнит себя «вождем мирового пролетариата». Глядишь, и России лучше будет, если ее разворовывать не станут, как разворовывали семьдесят с лишним лет коммунисты.

Как думаешь?

– Я ничего об этом не думаю. Я вас только очень прошу, оставьте в покое местных жителей.

Мы должны быть предельно аккуратны в наших Действиях.

– Ишь ты, предельно аккуратны…

«Карл Маркс» тем временем поднялся, косо поглядывая на парочку странных субъектов, свернул газету в трубочку и поспешил прочь.

– Ну вот, гляди, уходит, – расстроился Иван Васильевич. – А так поговорить хотелось. Мне в университете знаешь сколько пришлось его изучать.

– «Капитал»? – поинтересовалась Медея.

– Если бы только «Капитал». А то и «Святое семейство», и «Нищету философии», и кучу статей всяких, как ранних, так и поздних. Если ты все это почитаешь, у тебя голова от напряжения опухнет.

Между прочим, головастый мужик…

Маркс обернулся вдалеке, словно почувствовал, что говорят о нем, свернул за угол и скрылся из вида.

– Между прочим, это вы виноваты, что нас все время к революционным деятелям и в революционные эпохи тянет, – возвестила Медея.

– Я? – удивился Митрохин.

– Именно, я даю ориентировку на ваше восприятие. В надежде, что вы нас куда-нибудь в нормальное место направите, а получается неизвестно что…

– Ты, видно, очень глубокую ориентировку даешь, – Иван Васильевич пожал плечами, – потому что мне ни до революции, ни до Маркса с его «Капиталом», ни до прочих коммунистов дела никакого нет. Давно уже.

– Значит, в вас это сидит, – не унималась Медея, – иначе с чего нас в революционную эпоху занесло. Теперь вот в Пруссию.

– Почем мне знать? – пожал плечами Митрохин. – Может, ты что-то делаешь не так. Но мне до материалистического понимания истории никакого дела нет.

– Что-что? – переспросила Медея.

– Что?

– Что вы только что сказали?

– А что я такое сказал?

– Ну, что-то про понимание истории…

– Ну да, материалистического понимания истории, согласно обоснованию Карла Маркса. Да это же основы. Исторический материализм… Хм, – Митрохин замолчал, понимая, что из него почему-то лезут штампы научного коммунизма, предмета, который в свое время немало крови ему попортил в университете. Правда, он все равно получил в результате пятерку, но от ежедневной и еженощной зубрежки едва не подвинулся рассудком.

– Вот видите, – Медея вздохнула, – и как на вас теперь производить ориентировку?!

– А ты на меня не производи, – огрызнулся Митрохин. – На себя производи.

– Так не получится, к сожалению, – сообщила Медея, – обязательно должен быть объект, желающий переместиться во времени и пространстве.

Это объектная магия.

– Что-то у тебя самой с магией неладно. Нечего на других валить, если книжек недостаточно прочитала…