Балаустион

— Командир, кажется, поймали того, кто подсунул тебе эту мерзость.

— Кто? — в один голос воскликнули Пирр и Лих.

— Один из ваших рабов….

— Идем, — решительно взмахнул рукой Пирр и направился к двери. Его желтые глаза встретились с глазами Леонтиска, на мгновенье задержались….

— Проклятье, командир, — Леонтиск протянул руку, словно хотел пощупать царевича и убедиться, что он действительно живой. — У них почти получилось….

— Потом, — бросил Пирр. — Потом поздравления. Во двор!

Бросив взгляд на распростертого на полу Аркесила, возле которого хлопотали Ион и Эвполид, Леонтиск, сделав над собой усилие, поспешил за Эврипонтидом. Еще только подходя к внешней двери, они услышали гул возбужденных голосов, перемежавшийся отдельными яростными криками.

— Держи-и!

— Бей поганца! Бей!

— Это он виноват. Он отравил Пирра!

И женский, самый громкий:

— Перестаньте! Оставьте его, сучья масть!

Когда Пирр, окруженный товарищами, вышел на крыльцо, граждане, заполнявшие двор, разразились радостными криками.

— Жив! Ура-а! Долгие лета Эврипонтидам!

Воспользовавшись этим замешательством, человек, которого толпа ожесточенно пинала, вырвался из державших его рук и помчался в глубину сада. Его догнали, сбили с ног, снова принялись избивать.

— Стойте, мне он нужен живым! — крикнул Пирр во всю мощь своих легких, перекрывая гомон толпы. Леонтиск едва не оглох от этого вопля.

— Дайте его сюда.

— Я говорила этим баранам… — проворчала тетка Арита, поднимаясь на ступени. Истинная лакедемонянка, она выразила радость по поводу того, что ее племянник жив и невредим, только одобрительным кивком и улыбкой.

Тем временем двое мужчин подтащили к крыльцу упирающегося невольника.

— Офит? — напряженно и удивленно спросил Пирр.

Представ перед ликом господина, раб моментально перестал сопротивляться. Его подбородок свесился на грудь, колени подогнулись, и он обвис на руках приведших его мужей. Из горла его вырвались истерические рыдания.

— Прости, господин. Пощады, — от раба шел концентрированный винный дух.

— Как же ты, Офит, дошел до предательства? — тихо спросил царевич. — Ведь ты служишь нам уже полтора десятка лет….

— Господин… этот человек… он сказал, что меня ждет то же, что Килика и Гранию….

— Какой человек? — выступил вперед Лих, схватил невольника за волосы и с силой потянул вверх. — Говори, подлый пес! Что за человек?

Рука Коршуна тряслась, уголки рта дрожали. Леонтиск подумал, что в последнее время товарищ все больше напоминает буйного сумасшедшего.

— Не знаю, — прорыдал невольник. — Он пришел ко мне прошлой ночью, уже под утро… В каморку под лестницей… мы там спим… спали вместе с Киликом, а теперь я один… Лица я не видел, он обвязал его тканью.

— Убийца был в доме! — ахнул Леонтиск, растерянно переглянулся с Эвполидом.

— Говори, сволочь! — Лих со злобой ударил раба кулаком в нос. Тот хрюкнул, потекла кровь.

— Он схватил меня за шею… сильно, словно тисками… сказал, что убьет… медленно… если не сделаю то, что он требует. Потом показал… он показал отрезанную руку! Я узнал кисть Килика, у него еще большого пальца не было… Господин, пощади, я так испугался!

— Дальше! — глаза Коршуна дико вращались.

— Он… он сказал, что если все сделаю, устоит мне свободу и гражданство в одном из ионийских городов… даст золота….

— И ты поверил, тупой урод? Свинья невежественная! — захохотал один из державших невольника спартиатов, грубо дернул его за руку.

— Он… он дал мне корзину. Сказал, чтобы я положил змею в твою постель, господин… под подушку. Обещал, что никто не догадается….

— Когда ты сделал это? — хмуро спросил Пирр.

— Вчера вечером, господин, перед тем, как ты пошел к себе. Змея не шевелилась, была… совсем как мертвая….

«Наверное, была одурманена чем-то, — подумал Леонтиск. — Проклятый Горгил наверняка знает толк в подобных демонских снадобьях».

— Усыплена, — кивнул головой Тисамен, подумав о том же, что Леонтиск. — Чтобы не уползла никуда раньше времени.

— Я так переживал, так раскаивался, господин! — снова заголосил Офит. — Ночью… я не мог спать… пошел на кухню….

Речь его прервалась взрывом бурных рыданий. Несчастный понимал, что крест или бичевание насмерть — самое меньшее, что ему грозит. Он попытался упасть Пирру в ноги, но его держали крепко.

— Пинар нашел его четверть часа назад, когда вышел на кухню. И сразу позвал меня, — громко заявила тетка Арита. — Этот сын ослицы выжрал половину нашего запаса феспийского, все обрыгал и лежал в луже блевотины, прося, чтобы его пощадили. Сучья масть!

— Как выглядел тот, кто дал тебе корзину? Волосы, рост, комплекция? Отвечай потрох, не вой! — видя, что раб продолжает всхлипывать и не реагирует, Коршун вцепился пальцами ему в шею и заорал:

— Говори! Изуродую! На куски порежу!

— Я… не… видел… — захлебнулся рыданьем несчастный. — Он схватил меня, когда я спал… там только маленький светильник был, но… я только краем глаза заметил, что лицо у него закрыто… и… а когда увидел руку Килика… о-о, пощады, пощады!

Невольник снова забился в истерике. Пирр молча глядел на него мертвыми глазами.