Балаустион

Раз пошла речь о женщинах, заказали третий кувшин. Вода закончилась, но собеседники не придали этому значения и пили вино неразбавленным. Ферсандр признался, что женщин у него было всего две: его толстая хозяйка, совратившая его в тринадцать лет в день Дионисий и с тех пор раз-другой в месяц принуждавшая парня удовлетворять ее похоть, и старшая из пяти дочерей блудливой толстухи, полная противоположность матери, худая и холодная, соблазненная Ферсандром на спор с приятелем. Дабы расплатиться за эту откровенность, Евмилу пришлось открыть тайну о происшествии давнишнем и постыдном. Как-то раз, еще в отрочестве, они с младшей сестрой собирали виноград. Стояла такая жара, что оставаться одетым не было никакой возможности. Когда хитон сестры упал на землю, обнажив ее уже вполне созревшее тело, Евмил настолько возбудился, что… в общем, дальше все было естественно. Сестра не особенно возражала против запретных ласк; впрочем, для нее происшествие закончилось плачевно: она понесла ребенка, получила от отца крепкую взбучку и была отдана в жены первому попавшемуся, а им оказался старый, маленький и желчный торговец благовониями откуда-то с островов, куда он вскорости и увез молодую супругу.

Эта незамысловатая, в общем-то, история, вызвала у Ферсандра приступ неудержимого веселья. С покрасневшим лицом и выступившими на глазах слезами он хохотал, как от щекотки, то и дело приговаривая: «С родной сестрой! Ай да пройдоха!» Столь буйный смех привлек давешнюю служанку, которая пришла спросить, не может ли она чем-то помочь, на что оба сотрапезника дружно отвечали, что может, если пожелает. О цене сговорились быстро, и вскоре путники, обнимая сговорчивую девицу с двух сторон, поднимались по лестнице на второй этаж, где сдавались комнаты для ночлега.

Один из этих случайно встретившихся путников был гонцом «альянса» к убийце Горгилу, второй вез некоему афинянину Леонтиску письмо от его возлюбленной.

В комнате, быстро скинув одежду, девица опустилась на четвереньки и предложила мужчинам получить одновременное удовольствие — один спереди, другой сзади. Путники переглянулись. Они назвались вымышленными именами, весь вечер изображали дружелюбие и беспечность, не сказав друг другу ни слова правды, но сейчас… сейчас их объединяло одно желание, одна ночь. Одна женщина.

Посланник любви и посланник смерти вошли в нее одновременно.

II. Час цветка

Призрак Горгила преследовал Леонтиска даже во сне, заставляя просыпаться с испариной на лбу и сумасшедшим сердцебиением. Тревога за жизнь наследника не давала афинянину ни расслабиться, ни отдохнуть. Однако на следующий же день после покушения во дворе и в саду дома Ариты расположилось целое войско горожан-спартиатов, решивших охранять Пирра днем и ночью. Задача «спутников» несколько упростилась, теперь они охраняли только дом, оставив прилегающую территорию суровой ватаге граждан. Отныне в любое время дня и ночи вокруг особняка стояло живое кольцо спартиатов, знавших друг друга в лицо, так что у чужака не возникло бы ни малейшей возможности подобраться к дому незамеченным.

Среди горожан продолжали циркулировать, обрастая новыми сказочными подробностями, слухи о сверхъестественном происшествии с черным аспидом. Спартиаты рассказывали эти байки на каждом углу, дивились чуду, благоговели и горели желанием доказать Пирру свою преданность. Этот случай представился им довольно скоро. Придя домой — Леонтиск уже даже в мыслях называл особняк Эврипонтидов домом — после тренировки в беге, сын стратега и шедший с ним вместе Тисамен наткнулись на торопившегося куда-то Феникса.

— О, афиненок! — завопил тот, останавливаясь. — Ты не поверишь, что произошло!

— Что такое? — испугался Леонтиск. За последнее время он привык, что все сюрпризы были только неприятными.

— Сегодня приходили от римлян и ахейцев, целая делегация, требовали, чтобы им отдали ваши задницы: твою, Эвполида и Аркесила. За ту потасовку с римлянами, помнишь?

— Еще бы! И что?

— Наши доблестные граждане не подпустили их и к воротам. Сучьи дети попробовали настаивать, тряся каким-то папирусом с подписью Анталкида. Тогда спартиаты весьма образно объяснили им, куда засунут этот папирус, если они немедленно не возьмут ноги в руки. Не обошлось и без пары зуботычин, конечно… Эх, что было за зрелище, когда эти свиньи бежали прочь, визжа, что вернутся с солдатами!

— И не вернулись? — с беспокойством спросил Тисамен, пришедший с Леонтиском.

— Какой там! Наши граждане — сами солдаты, ахейцы не посмеют сунуться, римляне — тем более… А Эвдамид номаргов не пошлет, не дурак же он, право слово, чует, наверное, что земля под ногами горит!

Леонтиск присвистнул. Значит, римляне не оставили без внимания тот инцидент, а он грешным делом уже подумал что дело рассосется само собой… М-да, не очень веселые новости… Ну ладно здесь, у Эврипонтидов, их в обиду не дадут, ну как на улице поймают? Аркесилу-то ничего, он еще не скоро из особняка выйдет, а вот они с Эвполидом….