Балаустион

В этот вечер все долго не могли заснуть, возбужденные произошедшими событиями. Пирр и его «спутники» занимали большой шатер, один из множества стоявших на широком лугу, отведенном для спартанской делегации. От сооруженной неподалеку таверны под открытым небом слышались звуки флейты и тамбурина, перемежаемые взрывами хохота: лакедемонские борцы и их друзья отмечали удачное сегодняшнее выступление. Скорее всего, они ничего не знали о скандале, произошедшем с царем Павсанием. Слышались возбужденные женские голоса, переливистый смех и визг — веселье шло на славу. Звуки влетали сквозь трепещущий полог, заменяющий входную дверь временного жилища царевича и его товарищей, и составляли резкий контраст их мрачному настроению.

Из соседней палатки, отделенной узким проходом, раздавался звучный храп — там отдыхали пятиборцы. Их черед веселиться еще не настал: завтра состязание, тело и голова должны отдыхать и набираться сил. Вот следующим вечером, после выступления, можно и расслабиться и повеселиться, обсуждая, кто из участников выронил диск, а кто так переусердствовал в прыжках, что вывихнул колено.

С улицы тянуло душным дымом костров, перемешанным с неистовым ночным благоуханием цветов и трав. Среди столов таверны, лениво подгавкивая, бегал неугомонный пес, судя по звону волочившейся цепи, где-то оторвавшийся. Шелестела обдуваемая прилетевшим с моря свежим зефиром листва деревьев, в ветках никак не могли успокоиться какие-то беспокойные пичуги, да иногда с утробным жужжанием пролетал заблудившийся жук.

Леонтиск, лежа на своем узком топчане, слушал эти звуки, вдыхал сквозившую с улицы прохладу и никак не мог уснуть. Товарищи, сначала мрачно переговаривавшиеся, а потом тревожно ворочавшиеся, наконец, затихли, и лишь к нему сон все не приходил. Что же теперь будет? Неужели завтра-послезавтра им придется покинуть бурлящую Олимпию и вернуться в пыльную Спарту? Великие боги, ему только раз удалось свидеться с отцом, они собирались побыть вместе, когда суета праздничных пиров первых дней Игр уляжется. Неужели теперь об этом придется забыть? Леонтиск даже не успел продемонстрировать отцу новые приемы фехтования, которые он освоил за полтора года, что они не виделись. Какая жалость! Когда теперь им удастся увидеться? В прошлый раз Пирру пришлось самому упрашивать педонома Басилида, чтобы тот разрешил Леонтиску съездить на месяц в Афины. Теперь с этой просьбой, наверное, нужно будет обращаться к Эвдамиду — тот стал совершеннолетним и практически сменил старину Басилида на посту управляющего агелы. Пирр у Эвдамида просить ничего не будет, а самому Леонтиску тот спокойно может отказать. Да, дела….

Леонтиск вздохнул.

Уж лучше бы, конечно, все утряслось. Хотя вряд ли — вон царь Павсаний был какой серьезный и озабоченный. Видимо, положение действительно не из простых. Кто их разберет, эти дрязги великовозрастных мужей? В свои тринадцать лет Леонтиск считал себя почти взрослым, но иногда поведение старших ставило его в тупик. Пирр много рассказывал о наглости и вмешательстве римлян и македонцев в греческие дела, но Леонтиск не мог понять — если все настолько очевидно, как говорит эномотарх, почему греки терпят это все? Почему они просто не выдворят этих смешно наряженных мимов из страны и не запретят приезжать в нее впредь? Ну не объявят же они, в самом деле, Греции войну! Леонтиск видел римских солдат из сопровождения консуляра Эмилия Лепида. Ничего особенного. Ничем не лучше не то что царевых Трехсот, но даже обычных солдат любого греческого города. И что их все так превозносят?