Балерина

— Что это? — удивилась я. Но воспитанная бабушкой не задавать лишних вопросов, молча взяла в руки шуршащий кусочек бумаги.

— Спасибо! — и вопросительно посмотрела на него.

— Открывайте, открывайте! — как-то даже весело приказал он.

Я поддалась его настроению, улыбнулась и, ожидая сюрприза, как в детстве, с интересом развернула бумажку.

Что это? Господи, мамочка! Милая! Это знак от тебя…

На длинной серебряной цепочке весело скользнули миниатюрные балетные туфельки-пуанты из розового фарфора, и на стол упал такой до боли знакомый мамин талисман. Мое первое детское воспоминание связано именно с ним: мама склонилась надо мной, а я играю туфельками и смеюсь. Эти пуанты маме подарила прима-балерина Аделаида Князева, когда ее провожали на пенсию. Мама мне часто рассказывала, как на прощальном спектакле Аделаида вручила юной Аллочке Михайловой свои старенькие, видавшие виды пуанты. Такая была традиция в театре: уходящая солистка выбирала себе замену на свое почетное место. Она выбрала маму, поцеловала ее под овации зала, а на шею повесила этот талисман. С тех пор мама никогда с ним не расставалась.

Взяв дрожащими руками бесценный для меня подарок, я прижала туфельки к губам и тут же повесила цепочку себе на шею. Я просто испугалась, что у меня сейчас отнимут это сокровище.

— Я вам очень признательна! — Мне было трудно говорить, слезы подступили к горлу, и я действительно в эту минуту была ему очень благодарна. Ведь у меня, по правде говоря, кроме фотографий, от мамы ничего не осталось. Человек-маска все понял и искренне улыбнулся впервые за всю нашу встречу:

— Я рад, что вам это дорого…

— Простите, откуда это у вас?

Человек-маска печально улыбнулся:

— Я занимался журналистским расследованием в Париже, встречался с людьми, которые хорошо знали Аллу Владимировну. Брал интервью у ее последнего супруга — месье Дюшена. Это от него.

— Ну надо же! — удивилась я. Мамин муж, Даниэль, ни разу после смерти мамы не объявился и даже никогда не звонил. Я не навязывалась, так как была на него в страшной обиде и не простила его до сих пор.

Дело в том, что, когда стоял вопрос о моем воссоединении с матерью, она была еще жива-здорова и хлопотала о семейной визе, а я уже буквально сидела на чемоданах, месье Дюшен, не объяснив, в самый последний момент отказался подписать необходимые бумаги. Вот негодяй! Даже сейчас я не могу думать об этом спокойно. Меня во Францию не выпустили. Мама умерла. Прошло двадцать лет. И вот какими-то чудесными неведомыми путями в лице человека-маски ниточка, нежно звенящая туфельками-пуантами, соединила меня с мамой. Тепло ее любви — у меня! Я прижала руками к груди талисман и заплакала. Сценарист Гординский молча обнял меня и, понимая, что стал лишним в моем горе, ушел не оглядываясь.

И вот сейчас, устроившись в кресле с рукописью, я еще раз удостоверилась в наличии бесценного для меня украшения на шее и успокоилась. Чувство признательности человеку-маске и Даниэлю, Бог его простит за все, охватило меня в полной мере, ведь благодаря тому и другому через двадцать лет я обрела мою маму. Память о ней. Мама! Мамочка! Перед глазами поплыли расплывчатые черты лица улыбающейся маски, розовые пуанты на цепочке зазвенели тихой мелодией и, раскачиваясь, лица и предметы начали удаляться все дальше и дальше… Я отключилась.

Сколько я так сидела, один Бог свидетель. Открыв глаза, долго не могла понять, где я и который час. Ничего себе так отключиться! Бессонная ночь не прошла бесследно. Открытый сценарий на коленях вернул меня в реальность. Я начала читать. Моя голова была тяжелой, а путаные мысли не давали сосредоточиться на мелком шрифте текста. Приготовив себе крепкий кофе, я перебралась на кухню, чтобы не расслабляться в кресле, и с волнением погрузилась в чтение волнующих меня по известным причинам строк. И сразу проснулась, понимая, что вторую ночь мне тоже спать не придется! Итак…

Балерина Кинороман

1

Самолет приземлился в парижском аэропорту Руасси — Шарль де Голль. Алла отстегнула ремни безопасности, искоса взглянула в иллюминатор и, увидев землю, с облегчением перевела дыхание — уф-ф-ф… Что и говорить, она ужасно не любила летать. У нее была устойчивая боязнь, как объяснил ей врач-психотерапевт, — фобия. Едва она входила в салон самолета, это состояние захватывало ее целиком и, несмотря на свою явную нелепость, изводило и мучило до конца полета.

— Ну, слава Богу, на земле! — она перекрестилась.

Пройдя все таможенные процедуры, поняла, что радовалась рано. Ее надолго задержали на паспортном контроле.

— Ну что, вы никогда не видели «серпасто-молоткастого»? — усмехнулась она чиновнику, сосредоточенно вглядывающегося в краснокожую книжицу c яркими золотыми буквами СССР на обложке. Паспорт ей вернули с улыбкой: добро пожаловать во Францию!

— Наконец. Мерси! — с облегчением выдохнула молодая женщина и, загрузив тележку с чемоданами, направилась к выходу.