Балерина, Балерина

Там, где Йосипина разрезала луг, начинается долина, большая. Иван рассказывает, что это самая большая долина и что там растет много деревьев. Мы идем дальше. Теперь тропинка спускается вниз. Она узкая, на ней всё больше земли. Смотри, не упади, говорит Иван и идет дальше вниз. Я увидела бабочек, вдруг. Много бабочек, синих как утро, как мама, когда открывает дверь и заглядывает в комнату. Тогда она синяя от утра, от бабочек. Я смотрю на них и иду дальше за Иваном. Они такие же, как те, что на моей одежде. Я боюсь, что это именно они. Мама иногда оставляет шкаф открытым, и мне всегда страшно, если шкаф открыт, потому что бабочки могут выпорхнуть в комнату, по лестнице в прихожую, на кухню и потом могут вылететь в окно, они ведь захотят во двор. Бабочки не знают, что такое дверь. Мама говорит, что мы можем выходить на улицу только через дверь, через открытую дверь. Я это знаю. Бабочки этого не знают. Но если сейчас вокруг меня летают мои бабочки, то это значит, они не вылетели в окно, они нашли дверь, и раз они нашли дверь, то они через нее и вернутся. Вечером они снова будут в шкафу, на моей одежде. Если дверь будет открыта.

Иван говорит, чтобы я присела. Он уже сидит на камне. Я сажусь. Иван берет меня за руку и говорит, чтобы я посмотрела, сколько деревьев в долине. Я поднимаю взгляд, смотрю на ветки, листья, сквозь них я вижу лоскутки неба. Потом Иван называет каждое дерево по имени. Он показывает на них: Ясень, Граб, Дуб, Антипка, Акация… Иван говорит, что он выучил эти названия в школе и что я тоже их выучу, когда опять пойду в школу, когда он меня вылечит. Иван рассказывает, что вот это стволы, толстые, тонкие, витые. Посмотри туда, какой толстый, указывает он… Мне нравится, как Иван разговаривает. Потом я смотрю на него. Он сорвал травинку рядом с камнем и говорит, что сейчас мы кое-что поищем.

Иван больше не держит меня за руку. Он нагнулся к земле и спрашивает: Видишь нору? Там внутри сверчок. Сейчас он спит. Теперь я его разбужу, и мы заберем его домой. Пощекотать его нужно, вот так, туда-сюда пошерудить соломинкой!.. Я смотрю на него. Я смотрю на дырочку в земле и соломинку, которая опускается в нее.

Иван больше ничего не говорит. Потом вскрикивает, вдруг: Смотри!

Свои сжатые ладони он подносит к моему лицу. Там у него что-то есть, в его ладонях. Между его пальцами я вижу лапки. Они шевелятся. Сверчок! — говорит Иван. Теперь он наш. Пойдем домой. Мы уберем его в коробочку. И он идет. Я двигаюсь за ним! Я вижу, как он сжимает руки. Мне кажется, что я вижу маленькое живое существо в его руках, которому хочется света, которое хочет наружу. Мне страшно. Потом Иван останавливается. Сейчас мы уже в высокой траве. Он говорит, что ему надо пописать, что он не может больше терпеть, что сверчок его так щекочет, что ему надо пописать. Он говорит мне, чтобы я сложила ладони, чтобы позаботилась о сверчке. Мне страшно. Я не понимаю, что значит заботиться о сверчке. Иван говорит, чтобы я сложила ладони, чтобы я их раскрыла, чтобы в них он положил сверчка, потому что ему самому надо пописать. Я не знаю, почему ему надо писать без сверчка. Иван смеется и разговаривает громче. Мне кажется, что я хочу встать на цыпочки и петь. Мне страшно. Потом я вижу перед собой свои руки. Они раскрываются, ладони, широко раскрываются. Иван приближается, кладет свои сжатые ладони в мои и говорит, чтобы я их сразу же закрыла, чтобы не сбежал! И выпускает сверчка. Я вижу свои ладони, они захлопываются, в них я чувствую маленькие лапки. Сверчок щекочет меня. Я знаю, что охраняю его. Я стою и смотрю на свои руки, потом поднимаю взгляд и вижу Ивана, Он говорит, что писает. Карло тоже так писает, стоя, и папа тоже. Я знаю. Мама говорит, что я не могу писать стоя, что я должна сесть на стульчак. Но в кровати, каждое утро, описаться я могу. Тогда я лежу. Я никогда не стою. Когда утро, и я писаю, и мама меня моет, и переодевает, и говорит, что новый день. Я держу сверчка в своих ладонях и смотрю на Ивана. Он приближается ко мне со своими торчащими ушами. Он маленький. Трава всегда достает ему до пояса. Мне кажется, что я большая. Мама тоже говорит, что я большая. Потом Иван говорит: Держи его хорошенько, чтоб не сбежал, ты положишь его в коробочку и вечером будешь слушать, как он стрекочет.

Мы идем дальше. Останавливаемся под черешней на краю поля. Теперь сама иди домой! — говорит Иван. Ты ведь большая! — еще прибавляет он и уходит. Я вижу его, как он бежит по дорожке, далеко прочь. Я не знаю, почему я под черешней одна со сверчком. Он сказал, что я большая. Мама тоже так говорит, всегда. Когда я бью тарелки и чашки, когда я бросаю их в дверь, мама говорит, что Балерина большая, что Балерина не должна так поступать, что она должна вести себя хорошо.