И ведь сдержала слово! Служа на Дальнем Востоке, Марр становится свидетелем драматической истории. На танцевальном вечере в одном из казачьих полков знакомый ему офицер, сотник Люман, вступившись за честь жены, сам, вдобавок, будучи оскорблённым, убивает обидчика, штабс-капитана Афанасьева, за что приговаривается вначале к смертной казни, а затем, при пересмотре дела, к заключению в крепости на два с половиной года. Попытки жены подать через специальную Комиссию прошение на высочайшее имя о помиловании супруга успеха не имеют – по каким-то формальным соображениям просьбу её отклоняют. Отчаявшаяся женщина умоляет Марра о помощи: в Петербурге у него родственники, дядя-чиновник. Не посодействуют ли? Он вспоминает Кшесинскую, прощальные её слова. Что, если попробовать? Никакие родственники и дяди, понимает он, тут не помогут, нужна по-настоящему сильная протекция. Минуло, правда, со времени их знакомства два года, не мудрено, если она и имя его забыла. Впрочем, попытка не пытка. Приложив к прошению личную записку, он направляет заказное письмо на домашний её адрес и через месяц получает ответ. В принесенной посыльным телеграмме всего два слова: «Передано. Матильда». Вечером того же дня он узнаёт через знакомого штабного офицера: по телеграфу пришло распоряжение коменданту крепости освободить немедленно из-под стражи сотника Люмана и объявить ему, что государь помиловал его без всяких ограничений.
Готовый сюжет в жанре любимой ею мелодрамы…
Ей импонировала роль феи-волшебницы, творящей добро, нравился успех, сопутствовавший предпринимаемым ею актам человеколюбия, счастливые лица облагодетельствованных просителей, собственная манера вести себя по достижению цели: скромно, незаметно стушеваться, дабы избежать ненужных проявлений благодарности – взмахнула волшебной палочкой и словно бы растворилась чудесным образом в окружающем воздухе. Немалое число людей пользовалось этой её слабостью, и самым искусным среди них, вне всякого сомнения, был милейший Сергей Павлович Дягилев.
Чиновник по особым поручениям при директоре императорских театров, говоривший о себе: «У меня есть известная душевная наглость и привычка плевать в глаза», в умении приобретать покровителей не знал себе равных. В натуре его было много от гоголевского Чичикова: явился откуда-то из провинции, тут же со всеми сошёлся, всех очаровал, в первую очередь – дам, что выглядело в силу известных обстоятельств особенно пикантно, окружил себя пёстрой толпой оригиналов – художников, музыкантов, литераторов, затевал бесконечные какие-то новшества: то иллюстрированный журнал большого формата, то грандиозную выставку русского портрета от истоков до наших дней, теперь вот – заграничные оперные антрепризы. И на любое начинание незамедлительно отыскивал меценатов. Редкостный дар, что и говорить…
Он её по-своему восхищал. Рос на глазах как личность. При знакомстве обнаружил достаточно поверхностное знание балета: что-то, там, такое читал, что-то успел посмотреть на сцене, бренчал дилетантски на фортепиано, но через год-полтора делал уже замечания, давал советы, с интонациями мэтра судил-рядил о качестве постановок, уровне хореографии, выставлял безапелляционно оценки, и что самое удивительное – достаточно умно, со знанием дела. В Париже, завершая триумфально оперный сезон с Шаляпиным, поделился очередной идеей: придать гастролям за границей новый размах, привезти на будущий год во Францию цвет русского балета.
– Вы, Малюша, – пел соловьём, – естественно, возглавите список звёзд. Мы с вами положим Париж на лопатки.
Ясно было как божий день: рассчитывает на содействие. Он этого и не скрывал. Предприятие по скромным подсчётам требовало 25 тысяч казённой субсидии, одобрения двора. Согласившись ему помочь, она столкнулась неожиданно с непредвиденным обстоятельством: скончался посвящённый в затею отец Андрея великий князь Владимир Александрович, обещавший своё покровительство. Верная слову, она, тем не менее, не оставляла начатых хлопот, когда совершенно случайно узнала: душка Сергей Павлович, оказывается, давным-давно уже составил гастрольную афишу, из которой явствовало, что список отобранных на поездку солисток будет возглавлять вовсе не она, а Павлова, получившая коронную свою «Жизель», ей же предоставили танцевать партию в «Павильоне Армиды», решительно не позволявшую проявить наиболее сильные стороны её дарования. Объяснение с неблагодарным приятелем ни к чему не привело – Дягилев упёрся как бык, стоял на своём.
– Танцуйте в таком случае «Павильон» сами! – оборвала она бессмысленный спор.