Балет - 2: Серебряные крылья (СИ)

Вот вид на комплекс Академий с пригорка на котором растет ель.

А это младших стройными рядами ведут на экскурсию в город. Одних их пока не отпускают. Только в сопровождении.

Улыбающийся Дэн в черной рубашке и брюках посреди коридора, а вокруг него стайка девочек в белых платьях. Традиция длинной в целое столетие. Таковы цвета последних двух курсов. Мечта более юных выпускников. Гордость самих выпускников.

Маэстро Горский, спускающийся по ступеням в холл. Он одной рукой держится за перила, а в другой сжимает трость с серебряным набалдашником.

Их десятки.

— Таний, на самом деле, не просто академия классического балета. Это мир ненужных детей, — звучит за кадром ее собственный голос. — Родители от меня отказались. В их сердцах не было места для дочери.

— Старание, дисциплина и самоотдача — это три столба на которых держится наш мир, — послышался тихий голос Даниила. — Мы — новое поколение, те, кто будет писать историю балета, как искусства. А вот напишем мы слово, строчку или главу будет зависеть исключительно от нас.

— В нашем классе трое ребят учатся. У них есть и мамы, и папы. А от сирот они мало чем отличаются. Эти «родители» скинули детишек в элитную академию и продолжают радоваться жизни. Лишь звонят иногда. По праздникам. Частенько забывая даже о днях рождения собственных отпрысков.

— Мы делаем мир светлее и ярче. Наверное, в этом есть какая-то высшая справедливость дети, ненужные своим родителям оказались нужны целому миру. Но у этого есть вторая сторона. У нас украли детство. Оно принесена в жертву будущей профессии. Для учеников Танийской Академии есть нет места не то, что играм и общению со сверстниками. В ней нет места даже отдыху. Я последние лет пять мечтаю просто выспаться. И прожить хотя бы один день вне этих холодных стен.

Как оказалось, Франц не врал, когда говорил, что у него нет плана, но есть талант. Собрать фактически из обрывков фраз, фактически, диалог — это еще суметь надо.

Но вот что странно. Даниил тихо ненавидел туманы и вечную сырость этого города. Их учебное заведение, полное безразличных взрослых, которым никогда не было дела до твоих мыслей и желаний, так же добрых чувств у него не вызывало. То, что преподаватели тебя не то, что личностью человеком не считают, его ужасно злило. «Какой материал», — часто говорила Мадам Желис. И от этих слов Дэн готов был на стенку лезть. Но в адрес их академии он, на памяти Дианы, не сказал ни единого дурного слова. Да и жаловаться Милин не любил. А тут так разоткровенничался.

Дана же искренне любила Таний. Однако отзывалась об академии достаточно холодно. И в выражениях особо не стеснялась. Она, если ее спрашивали о системе ценностей их учебного заведения и моральных качествах преподавателей, говорила, как есть, а не как положено. Только мнением ее особо никто не интересовался.

Учителя в большинстве своем предпочитали слушать подлиз вроде Евы или Рианы. С одноклассниками, так уж вышло, Диана не смогла сойтись достаточно близко. И семь лет совместной учебы ей в этом не помогли. Лишь Дэн оказался приятным исключением из этого правила. Возможно виной этому была разница в возрасте. Девушка ведь была младше остальных ребят на полтора-два года. Возможно причиной являлся ее не слишком общительный характер. Но сама она полагала, что здесь сыграла свою роль зависть, с которой не все юные балерины могли справиться. А это сложно — поддерживать отношения с человеком, который наблюдает за твоими успехами с ревнивым раздражением. И если не открыто, то в глубине души желает, тебе оступиться. Чтобы занять твою ступеньку в жесткой иерархии балетного класса.

В атмосфере непримиримого соперничества за звание лучшего ученика или ученицы, старательно подогреваемого преподавателями, сложно дружить. Особенно если природа одарила тебя более щедро нежели остальных.

— Я сначала не поверил тому, что о Танийской Академии классического балета рассказали мне Даниил Милин и Диана Вирэн, — теперь за кадром слышался голос самого Франца. — Думал: «Они преувеличивают». А теперь понимаю. Эти ребята рассказали лишь малую часть из того, что могли.

Теперь на экране полыхал их с Дэном танец. «Юноша и Смерть» — вообще, очень яркая, эмоционально насыщенная постановка. И далась она им в тот день удивительно легко. Ни одной помарки. Ни одного лишнего жеста или взгляда. Все именно так, как должно было быть.