Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

Спустя сорок лет слово «поражение» – не просто историческая метафора автора. Это ошеломительная реальность, начертанная рядами черных, закопченных домов с проржавевшими металлическими трубами, хорошо видимых с холма над знаменитым полем битвы. У поражения есть даже имя: Приштина, построенная Тито, населенная албанцами трущобная столица «автономного» Косова, расположенная, словно умышленное оскорбление, между двумя массовыми символами сербов – Грачаницей и Косовым полем. Чтобы добраться от одного к другому, нужно проехать через Приштину.

Приштина была одной из нескольких столиц кочующего двора Неманичей. Дама Ребекка описывает ее как «скучную и пыльную деревушку», которую населяют «мужчины в одеждах западного образца, но более фантастических, чем любое крестьянское одеяние, потому что их портные впервые увидели костюмы только в зрелом возрасте». Сегодня, за вычетом кубистской архитектуры и рынков-толкучек, Приштина, население которой разбухло до 150 000 человек, та же самая «пыльная деревушка», полная мужчин, которые по-прежнему выглядят так, словно до вчерашнего дня не видели ни одного западного костюма.

Только оказавшись в Приштине, я осознал масштаб преступления, совершенного Тито и прочими султанами вплоть до Мурада.

На задних сиденьях автобуса, идущего на юг из Загреба, вокруг меня теснились албанцы с глазами пораженными трахомой. На них были потертые штаны с булавками в тех местах, где обычно располагаются застежки-молнии. Они были мусульманами, но от всех несло перегаром. Даже в самых общепризнанно светских исламских странах это большая редкость. Как везде в Югославии, здесь на каждом шагу – порнографические журналы, и всюду из дешевых транзисторов на полную громкость звучит западный рок-н-ролл. Начался спор за место. Двое мужчин стали кричать друг на друга. К этому я уже привык. Потом они стали толкаться, и дело дошло бы до драки, если бы не вмешались окружающие. Такого я никогда не видел в мусульманском мире, где почти все насилие – политического толка. Внезапно мне стало тревожно. Такого чувства среди мусульман я никогда не испытывал, за исключением территорий военных действий.

Первым приветом Приштины оказалось множество деревянных ларьков, освещенных натриевыми лампами и прилепившихся к стенам блочных многоквартирных домов, как пьяные на изрытых ямами склонах холмов. Угольная пыль, смешиваясь с запахами цемента и помойки, забивала ноздри. Вспомнились пыльные, печеночного цвета пригороды Анкары и Стамбула. Приштина казалась отрыжкой не только турецкого прошлого, но и турецкого настоящего. Автобус по серпантину поднимался на вершину очередного холма. Горлышко пивной бутылки, торчащей из кармана моего соседа, давило мне в спину. Показался новый домостроительный проект: мешанина из бурого кирпича, стекла и кафельных плиток, используемых для оформления фасадов.

«Гранд-отель» Приштины, самый высокий небоскреб города, имел под крышей гордые пять звезд. Лифт напомнил мне исписанную граффити туалетную кабинку. Замок в двери моего номера оказался сломан. Внутри сохранился запах прежнего постояльца – дезодоранта и дыма сигарет без фильтра. Желчно-зеленый ковер испещрен бесчисленными пятнами. Несмотря на кнопочный телефон, все звонки из отеля проходили через оператора, который втыкал штырьки с проводами в старинный деревянный ящик.

Коммунистическое правительство Югославии оснастило отель тремя ресторанами. Каждый зал вместимостью в пару сотен человек имел свой оркестр и одинаковое меню. Все три были пусты. Официанты и оркестранты сидели на длинных кушетках, курили и раздражались при виде каждого посетителя. Немногочисленные гости отеля предпочитали обедать и ужинать где-нибудь в других местах. Когда я задумываюсь, куда делись займы, выделенные в 1970-х гг. западными банками Югославии и другим восточноевропейским странам, я всегда вспоминаю «Гранд-отель» Приштины.

Проблема заключалась в том, что в конце 1960-х и в 1970-е гг. Тито и израильтяне мыслили схожим образом. Но Тито, будучи марксистом-ленинцем, действовал в более крупном и более сумасбродном масштабе. И те и другие считали, что, если ты что-то сделаешь для людей, они перестанут тебя ненавидеть. На Западном берегу Иордана израильтяне строили систему водоснабжения, прокладывали электролинии, создавали систему здравоохранения. Это повышало качество жизни и разжигало массовые волнения, подогреваемые демографической ситуацией и высокими ожиданиями. Разумеется, я чрезмерно упрощаю. Было множество различий между палестинской и албанской интифадами; но были и схожие черты, и знание одной помогало мне разобраться в другой. Ознакомившись с «Гранд-отелем», первый день в Приштине я провел, гуляя по улицам и изучая все остальное, что сделали Тито и его наследники для того, чтобы албанцы перестали ненавидеть сербов.