Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

Понять впечатление, которое производил Георге, волны, которые от него исходили, поможет сравнение с Виктором Комаровским, персонажем «Доктора Живаго», сыгранным Родом Стайгером в фильме Дэвида Лина. В начале романа Комаровский – видный представитель русской аристократии, выступающий за царя и соблазняющий дочь друга, женщину вдвое моложе его, которая родит от него ребенка. Следующий раз Комаровский появляется ближе к концу романа, после революции 1917 г. Теперь он работает на большевиков, и у него такое же озабоченное выражение лица. «Большевики тебе доверяют!» – наивно восклицает Юрий Живаго (его играл Омар Шариф). Комаровский фыркает, словно разговаривает с ребенком: «Они никому не доверяют. Они считают меня полезным».

Георге был членом Румынской компартии. Теперь он входит в «Ватра Романеска» («Румынская отчизна»), секретную националистическую организацию, которая, по сообщениям и слухам, представляет собой современную версию Легиона Архангела Михаила, ставшую после окончания эпохи Чаушеску прибежищем для бывших сотрудников Секуритате, которые по-прежнему находятся у власти в Румынии под крышей Фронта национального спасения Иона Илиеску. Георге также издает две газеты в Клуже: одна из них поддерживает Фронт национального спасения, другая, студенческая, состоит к нему в оппозиции.

Впрочем, Георге случалось и ошибаться. В середине 1970-х гг. он получил стипендию для обучения в Лондоне. Там он занимался некоторой побочной деятельностью: продавал арабам подержанные автомашины, договорился с одним румынским дипломатом о продаже местным коллекционерам молдавских вин из погребов румынского посольства. Вернувшись на короткое время домой в Румынию, он узнал, что его паспорт больше недействителен.

– У меня осталось семьсот фунтов в лондонском банке. Для Румынии это большие деньги. Эти ублюдки меня больше не выпустили, – произнес он, цокая языком и воздевая брови. На Востоке этот знак выражает презрение.

В Клуже поговаривали, что Георге был полковником Секуритате. Но мне не верится, что Георге кто-то более зловещий, нежели классический пройдоха, умеющий приспосабливаться, циник и пессимист, презирающий в равной степени и систему, и тех, кто достаточно наивен, чтобы открыто противостоять ей. Георге из тех людей, кто никогда не начнет революции, но всегда придумает, как получить выгоду от нового режима, каким бы он ни был.

Георге владеет английским, немецким и другими языками. Он оказался еще и специалистом-любителем романов Джона Стейнбека.

– Стейнбек – единственный писатель, который мог бы полностью раскрыть то, что коммунисты сделали с крестьянством. То, что происходило в Румынии начиная с 1950-х годов, сюжет, который Стейнбек всю жизнь готовился описать. «Гроздья гнева», ха, – снисходительно усмехнулся он, – это детская история по сравнению с тем, что здесь происходило.

Для Георге на первом месте всегда были он сам, его прекрасная рыжеволосая жена Аугуста и их сын. Через несколько недель после революции он начал давать частные уроки английского, присоединился к «Ватра Романеска» и вступил в Фронт национального спасения. Имея деньги, он купил на черном рынке тарелку спутниковой связи и установил ее в гостиной своего дома. Теперь семья смотрит SNC, «Лодку любви» и другие программы, а Георге вычисляет, какая из сторон победит в Румынии после Чаушеску и не лучше ли будет его семье уехать из Клужа куда-нибудь за границу.

Аугуста убеждает мужа уехать в Америку, туда, где семья «сможет жить как люди, а не как дикари. Теперь нам разрешили иметь загранпаспорта, давай уедем, пока не поздно. Здесь никогда не знаешь, что может произойти завтра». Георге колеблется. Жестикулируя, он говорит:

– Мне уже за сорок. Я не хочу начинать все заново. Кем я буду в Америке? – вскидывает он свои черные брови. – Каким-то грязным иммигрантом, который пашет двадцать четыре часа в сутки, чтобы жена могла сходить в магазин и купить микроволновку? Нет, – качает он пальцем. – Я лучше подожду, посмотрю, возможно, и здесь появятся какие-то перспективы.

Найджел был прав. Мы с Георге легко нашли общий язык. Найджел покинул нас после ланча, а Георге пригласил меня к себе домой познакомиться с семьей. Весь следующий день мы разговаривали без остановки. Беседа подогревалась запасами домашней сливовицы Георге. Часто я был не в состоянии делать записи. Но большие куски из монологов Георге запомнились хорошо.