Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

Жилище Лоренца и его жены Катарины представляло собой однокомнатное помещение в большом дворе на частично разрушенной улице у железнодорожной станции. Кругом было столько пыли и мусора, что я снова ощутил себя словно в Северной Африке. Мы втроем устроились за столом на расшатанных стульях во дворе. Лоренц разлил по стаканам домашнюю сливовицу. Потом взял несколько щепок, собранных на улице, и сунул их в металлический бак. Полив дровишки алкоголем, он поднес спичку. Костерок вспыхнул, и Лоренц пристроил на него куски свинины и рыбы.

– Вот все, что у меня есть после одиннадцати лет тяжелой работы в этой цыганской стране. Я плачу восемьсот леев в месяц за жилье, свет и воду [во дворе я увидел один-единственный кран]. Работаю техником, зарабатываю десять леев в час. Мы покупаем еду, и к концу месяца денег не остается.

Лоренц показал мне большой пластиковый чемодан. В нем хранилась одежда его и Катарины. Это все, что семья возьмет с собой в Германию: через несколько дней они навсегда покинут Румынию.

– Здесь хорошо было только в Hitlerzeit [во времена Гитлера]. Нацистская армия, в отличие от русских и румынских soldaten, хорошо относилась к саксонцам. Когда я служил в армии, румыны обращались с саксонцами как со свиньями. Сами ходили с оружием, а мы выполняли всю черную работу. Ты знаешь, что нацисты даже угощали Kindern [саксонских детей] шоколадками? А теперь кругом сплошные цыгане, – с гримасой продолжал Лоренц. Цыганами он называл и цыган, и румын. – Все эти демонстрации на площади, разговоры о выборах – это все цыганские штучки. До декабря тут был цыганский коммунизм, теперь будет цыганская демократия. Все то же самое. Цыган не изменить. Я саксонец, мне до всего этого нет дела.

Лоренц пил часто, постоянно подливая всем в стаканы сливовицу. Его жена, тоже саксонка, говорила мало. Лоренц достал коробку с семейными фотографиями и протянул мне одну. Это была их свадебная фотография.

– Возьми на память, – сказал он. – В честь нашей дружбы.

Зернистая черно-белая фотография была сделана в 1986 г., но выглядела так, словно ей было минимум полвека.

Лоренц пошел проводить меня до отеля. Лунный свет играл на брусчатке и фасадах домов в готическом и барочном стиле. Темнота скрывала румынскую бедность. Разговаривая с Лоренцем по-немецки, мне легко было на минутку представить, что мы не в Румынии, а где-нибудь в Германии или Австрии.

– Здесь одни цыгане, – продолжал Лоренц. – Но, знаешь, в Германии немцы будут называть меня цыганом, потому что я отсюда. Плевать. Я только хочу найти работу, зарабатывать нормальные деньги, купить автомобиль, стиральную машину, видео…

В последний день моего пребывания в Сибиу мы с Лоренцем пошли получать их с женой паспорта. В паспортном столе люди толпились у небольшого окошка, из которого служащий выкрикивал фамилии. Через несколько минут прозвучала фамилия Лоренца. Он пробился к окну, протянул туда документы и получил в руки два паспорта – свой и жены. Мне вся процедура показалась быстрой и ординарной.

Проталкиваясь обратно, Лоренц просто светился от счастья.

– Ты не представляешь, сколько лет я ждал этого момента! – Несколько минут он тщательно изучал каждую страницу, даже пробовал их на ощупь. – Теперь я понял, что действительно могу уехать.

Затем мы вышли на окраину Сибиу и поймали попутку, чтобы съездить в деревню к родителям Лоренца.

– Официальное название деревни – Русы, – сказал Лоренц. – Но ее настоящее название Ройссен. Она основана в Средние века саксонцами.

Ройссен находится к северу от Сибиу. Малонаезженная проселочная дорога петляла мимо зеленых холмов. Справа на склоне одного из таких холмов показалась барочная церковь, а затем кластер домов с красными черепичными крышами, по виду XVIII–XIX вв. Лоренц попросил водителя остановиться. Предложение позволить мне расплатиться, подкрепленное заверениями, что в карманах полно леев, которые мне девать некуда, осталось без ответа. Лоренц расплатился с водителем сам, и мы двинулись по грунтовой дороге, вдыхая ароматы ромашек и мяты вперемешку с навозом. Родителей Лоренца мы нашли на картофельном поле. Прикрывая глаза от солнца крепкими загорелыми руками, они осмотрели меня и застенчиво произнесли: «Hello». Лоренц заговорил с ними, но я не мог разобрать ни слова. Они говорили на саксонском диалекте, который сформировался в XIV в., через двести лет после того, как в Трансильвании появились первые переселенцы. Произношение немецких слов в нем искажено до такой степени, что с трудом распознается даже самым тренированным слухом. Лоренц вытащил из кармана паспорта и торжествующе помахал ими в воздухе. Все заулыбались. Мать с отцом взяли паспорта в руки и так же внимательно стали их ощупывать, разглядывая каждую страницу.

Я огляделся. Вокруг была сплошная идиллия. Родители Лоренца выращивали картофель, кукурузу, чеснок, лук, сельдерей и прочие овощи и фрукты. На большом дворе под яблонями они держали несколько овец, свиней, кур с петухом и кроликов. В подвале, как я выяснил позже, хранились бочки с бродящим вином и сливовицей.