А иногда этого мало. Тогда кажется необходимым и важным заглянуть в щелочку, подглядеть, увидеть живьем, понять по глазам и улыбке – как оно там, в настоящем-будущем?
– Не серди меня! Посмотри, так же засветка от окна идет!
Постаревший, но бодрый голос Сары Палмер пишется с микрофона. Не страшно, это черновой материал.
Оператор с усталым закадровым вздохом переставляет камеру, блик исчезает.
В кадре сидит за рабочим столом военный в отставке. Волевой подбородок, искривленная переносица, плотно сжатые губы, седой ежик волос.
– Как, вы говорите, называется ваш канал? – уточняет он.
– «Ар-Ти», полковник Роджерс, – мягко говорит Сара Палмер.
Полковник чуть пожимает плечами:
– Не слышал о таком.
Монтажная склейка. Роджерс наклонился ближе к камере, слегка раскраснелся.
– Вечная проблема с русскими в том, что они авантюристы. Объясните: что им понадобилось в Приштине? Что они хотели доказать своим марш-броском? В случае боевых действий у них не было бы ни единого шанса. Но они взяли и пришли. Здравствуйте! Это мы! Не ждали? Как будто от их присутствия что-то поменялось…
Монтажная склейка. Роджерс хмурит брови, вспоминая.
– Как, еще раз? Майор Шаталов?..
Машинально дотрагивается до горбинки на носу.
– Нет, не припомню! Пятнадцать лет прошло, знаете ли…
В нижней части экрана – длинные строчки цифр. Рабочий материал, до обработки. Перед камерой – поседевший генерал Платов. Вспоминает с легкой грустью:
– В Приштине мы простояли почти полгода. Постепенно стало ясно, что продлевать миссию не имеет смысла. Косово оторвали от Югославии, от Сербии. Вокруг творился хаос, беспредел. Конечно, у наших ребят был запал…
Монтажная склейка. Платов усмехается в усы, объясняет:
– Это в кино стрельба да пальба. А армейская служба – в первую очередь будничная и ответственная работа. Поддержание техники в боеготовности. Охрана вверенных объектов… Нет, ни в Боснии, ни в Косове… Ни стычек, ни инцидентов никаких…
Монтажная склейка. Генерал смотрит в объектив прямо, уверенно.
– Вот тут вы ошибаетесь! Майора Шаталова еще из Боснии отозвали, в конце марта. Насколько я слышал, он покинул ряды Вооруженных Сил. Соответственно, в марш-броске участвовать никак не мог… Нет, больше не сталкивались…
На заднем плане черепичные крыши. В кресле-качалке перед видеокамерой сидит Цветко – лысоватый сухопарый старичок, протирает платком очки с толстыми стеклами в тяжелой роговой оправе.
– Разбежались, разъехались. Раскидало по свету. Я вот уехал сюда, на север. Преподаю географию, шесть уроков в неделю. Физкультуру уже не тяну! – смеется хорошо, по-доброму. – Жалею ли, что уехал? Бывает… Вот Драган Милич оказался покрепче меня. Он сейчас там, в Метохии, в сербском анклаве. По сути, как в другой стране, хоть мы на такое и не соглашались. Только кто нас спросит…
Монтажная склейка. Крупный план. Глаза сквозь стекла очков кажутся больше и грустнее.
– Воислав – мой славный мальчик! Но у него дел невпроворот, то там, то сям… Редко видимся! Крутится, как все…
Монтажная склейка. Цветко отвернулся, облокотился на балконные перила. Из-за того, что вокруг солнечно, лицо в тени совсем затемнено.
– Кто такой Радо Аджич? – переспрашивает Цветко.
Думает неторопливо, по-учительски тщательно выбирает слова.
– Тот, кто должен был прийти – и пришел.
Любительская съемка слабенькой камерой. Картинка дрожит – снимают с рук. Сначала мелькают какие-то кусты, ветки, выложенная камнем дорожка, ведущие вверх ступени.
Потом оператор исправляется, дает обзорный ракурс с высокого холма. Во все стороны лежат поросшие лесом холмы. В их мягком рельефе угадываются Балканы, Югославия. А Сербия это, или Босния, или Хорватия, или Словения, или Черногория, или Македония – из записи не понять.
Ракурс рывками, ступень за ступенью, поднимается выше и выше, к овеваемой ветрами вершине – и одинокой могиле. Аккуратной, ухоженной, с темным гранитным крестом и табличкой на русском и сербском:
На экране – повзрослевший, заматеревший Цыбуля в камуфляже без знаков различия. На заднем плане раздаются шаги, слышны голоса, ощущается присутствие большого количества людей.
– Все наши помнят марш-бросок. Потому что очень тогда накипело. Хотелось хоть что-то, хоть как-то. Как пружина закручивалась, заводилась – ведь до этого мы как слепые были. С девяносто первого? Да может, и раньше берите… Все терпели, подстраивались, утирались. И знаете, что я скажу? Кое-кто крупно просчитался. Не надо было кое-кому лезть в Югославию.
Монтажная склейка. Первая скованность прошла. Цыбуля жестикулирует, и от этого сразу выглядит моложе.
– Нет, ребятки! Присяга – это вам не текст на листочке. Поклялся – так давай уже, за буковки не прячься! Не спрыгивай!.. Ведь если каждый сделает на шажочек больше, чем обязан… Горы перевернуть можно!
Монтажная склейка. Цыбуля смотрит с недоверием, словно ищет подвох: