Балканский рубеж

Вытянул из папки учетную карточку Ясны, показал ей:

– Могу взглянуть? Не возражаете?

Ясна развела руками:

– Докторов стесняться не полагается. Смотрите, если хотите.

Штерн обворожительно улыбнулся:

– Просто хотел подсмотреть день рождения.

– Еще не скоро!

– И, кстати, кровь у вас редкая! Вы такая одна на миллион.

Ясна рассмеялась:

– Явное преувеличение. Хотя все равно приятно. Вот ваши кирпичи. Давайте искать, а то мне почти пора.

Штерн принял у нее кипу папок, аккуратно положил на стол.

– Бегите, если уже время. Спасибо, вы сэкономили мне штук сто нервных клеток. А я вас лишил обеда. Может быть, поужинаем вместе? Здесь есть куда сходить?

Ясна развела руками:

– Никак не могу, дежурю до утра.

– Значит, в другой раз, – легко отступил Штерн.

– Я пойду тогда, – сказала Ясна.

– Стойте-ка! У меня кое-что для вас есть. Подождите.

Штерн открыл портфель, зарылся в ворох писем, рецептов, документов. Вытащил надорванный конверт и достал из него две одинаковые фотографии.

– Смотрите, помните? Буквально пару дней назад прислали. Все по-честному: одна вам, одна мне.

* * *

До конца перерыва Ясна все-таки успела подняться к себе. Кнопкой пришпилила фотографию из Белграда на стену. Улыбаясь, рассмотрела ее еще раз. Журналист «Утреннего вестника» расстарался: и Штерн, и Ясна получились отлично. Красивая пара… Нет, она такого не думала! А на заднем плане, не совсем в фокусе, стоял русский «уазик». В окне можно было при желании угадать профиль офицера.

Чуть защемило сердце. Глядя на размытое изображение, Ясна провела по фотографии кончиками пальцев и чуть слышно позвала:

– Андрей…

Глава 18

Ясна шла среди люстр невиданных форм и расцветок. Сияли шары-планеты, нежно светились диковинные цветы, разбрасывали блики хрустальные водопады и стеклянные бусы. Ясна проходила сквозь разноцветные потоки, смеялась, оборачивалась к Шаталову, звала его за собой. Он пробирался следом через хрупкий лабиринт и все время выходил не туда, не к ней.

– Столько света сразу, что получается волшебство, – сказала Ясна, сверкнув глазами. – Ты веришь в волшебство?

По рядам люстр пробежала дрожь. Тренькнули плафоны, серебряный звон раскатился бисером по висюлькам и стеклянной мишуре, свет мигнул два раза подряд, и еще два раза, и еще. Словно забилось сердце.

– Траекторию снаряда, – сказал учительским тоном вездесущий капитан Воронов откуда-то из-за шаталовской спины, – определяет комбинация погодных условий: ветер, осадки, атмосферное давление, температура и влажность воздуха.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Пульс темноты.

– Так веришь или нет? – спросила Ясна, ритмично мерцая и уплывая все дальше сквозь зыбкие огни.

– Однако наиважнейшие параметры: первоначальный вектор направления снаряда, его линейная скорость и скорость его вращения на выходе из орудийного ствола, – монотонно излагал невидимый Воронов, – зависят от совокупности гораздо большего числа физических, химических, механических факторов и изучаются в рамках отдельной дисциплины, которая называется… Как она называется, курсант Шаталов?

Ту-тух, ту-тух, ту-тух…

– Внутренняя баллистика, – уверенно ответил курсант Шаталов.

И добавил для растворившейся в тенях и отсветах Ясны:

– Верю.

Сел за парту с чувством выполненного долга, и тут же из соседнего ряда свесился в проход Цыбуля и спросил громким шепотом:

– Товарищ майор, а что такое «Пътнически влак до гара София ще отпътува от перон едно»?

Шаталов открыл глаза.

Недалеко от югославской границы, Болгария

Май 1999 года

Уходящий поезд погромыхивал колесами на стыках. В зазоры между вагонами пробивался ослепительный свет станционного фонаря, стоящего по ту сторону железнодорожных путей. Белые полосы проплывали по залу ожидания.

Шаталов сидел у окна, широко расставив колени, откинувшись на жесткую алюминиевую спинку скамейки. Маленький обшарпанный вокзал украшали плакаты и расписания на болгарском. Между рядами скамеек прогуливалась коза. Возможно, вокзал закрывался на ночь – пожилой железнодорожник в форме уже два раза выходил из служебного помещения, смотрел на одинокого пассажира у окна и со вздохом возвращался обратно.

С улицы вбежал лохматый цыганенок, подбежал к козе, попытался схватить ее за рог, та сердито мотнула головой и отскочила в сторону. Мальчишка сердито затараторил по-болгарски, а может быть, по-цыгански. Коза выслушала его и покорно вышла на улицу.

В зал вошел невысокий парень в кожаной куртке, сел рядом с Шаталовым, протянул югославский паспорт и спросил по-сербски:

– Вы обронили?

Шаталов открыл первую страницу. С размытого фото на него смотрело незнакомое лицо. Сходство можно было обнаружить, если хорошенько постараться. Шаталов машинально пошевелил губами, втянул щеки, приподнял брови, пытаясь встроиться в чужую внешность, поймать характер, настроение, взгляд. В строках имени и фамилии значилось: Радован Аджич.

– Спасибо, – кивнул Шаталов. – Я.

Парень поднялся.

– Я твой проводник. Поехали, Радо!

Упорная коза снова забежала в зал.