Остановился автобус, за ним грузовик, почти выехав на встречную. Что-то шло не так. Амир бросил недоуменный взгляд на утес. Он ждал двух выстрелов, а их не было.
Цветко посмотрел на вооруженного оаковца. Опершись на локти, словно в тире, навел «калашников» на врага и нажал на спусковой крючок. В то же мгновение от выстрелов из грузовика и с утеса разлетелись стекла ближнего джипа, упал навзничь оаковец, стоявший за дверью, повалился вбок водитель.
Маевский метров с двадцати от второй машины очередью срезал пулеметчика, тот взмахнул руками и выпал из кузова. Пикап резко дернулся вперед и влево, пытаясь развернуться. Машину подбросило взрывом, перевернуло на крышу. Маевский выбежал на дорогу и разрядил полрожка в тень, шевелящуюся в кабине.
Смук привык спать с открытыми окнами. Звуки далекой стрельбы и взрыва вплелись в его чуткий сон.
Не шевелясь, Смук открыл глаза.
Шаталов посмотрел на часы. Тридцать секунд. Жить можно.
Щелкнул рацией, сказал Воиславу:
– Забирай, соскучились.
Попробовал поднять снайпера, у того откинулась голова. С виска стекала кровь. Шаталов опустил его на место. Коснувшись шеи, убедился, что пульса нет. Закинул винтовку за плечо, спустился по склону к автобусу. Бледные лица смотрели на него, как рыбы из аквариума.
Цветко и Небойша связали единственного выжившего – того, что подошел к автобусу. Оаковец был без сознания, верх натовского комбинезона вокруг ключицы потемнел от крови.
Шаталов быстро осмотрел первую машину: два колеса пробиты, лобовое стекло повисло лоскутами. Не увезти. Значит, окончательно вывести из строя. Вытащив на асфальт мертвого водителя, показал подошедшему Цветко на капот:
– Огня!
Воислав подъехал через пару минут. С учетом близости базы Смука надолго задерживаться здесь не стоило.
Пикап возглавил колонну. Небойша поехал с переселенцами, Цветко сел в кабину к племяннику, Шаталов и Маевский устроились в кузове спина к спине, оружие наготове. Пленный лежал рядом с ними. Позади ярко и жарко горели оаковские машины.
Почти рассвело, уже не ночь, еще не утро. Зелень казалась черной, дымка мешала видеть отчетливо. В кустах со стороны Маевского что-то шевельнулось, он резко прижал приклад к плечу. Из зарослей вылетела птица.
– Слышишь, Радо? – сказал Маевский.
– Ну?
– Ты в следующий раз, когда что-нибудь такое придумаешь, предупреди заранее – я хоть старых друзей позову.
– Ладно, – согласился Шаталов. – А что, толковые друзья?
– В самый раз для таких антреприз.
Лес расступился, и дорога вывела их на равнину.
Только въехав в Глоговац, все почувствовали себя в безопасности. Колонна свернула с магистрали и остановилась у полицейского управления. Переселенцы понемногу оттаивали, успокаивались, начали улыбаться. Старший обнял Небойшу и Цветко, потом отозвал Шаталова в сторону, завел за корму автобуса. Сунул небольшой сверток:
– Командир! Вот тут… Мы собрали со всех дворов…
Шаталов отогнул край газеты, увидел уголки замусоленных купюр. Отрицательно покачал головой, сверток не принял.
– Мы не оаковцы. Не надо так.
Старший не обиделся, деньги спрятал, достал из-за пазухи еще какой-то дар.
– Извини, сынок, ради бога! Вы не представляете, как мы благодарны. Могу хотя бы вот это? Не отказывай! Пожалуйста!
Нечто тяжелое, завернутое в ткань, легло Шаталову в руку.
– Еще отца моего. В хорошем состоянии. Трофейный, с Мировой войны.
Шаталов развернул сверток. «Парабеллум» и несколько обойм. Старший взял Шаталова за запястье, положил его ладонь на пистолет сверху, прижал своей рукой. Сказал искренне:
– Мы из войны в мир едем. Устали. Пусть вам послужит. Здесь он нужнее.
Хлопнул Шаталова по плечу, вернулся к своим. Шаталов спрятал оружие, пошел к своей машине.
Несколько полицейских во главе с Миличем уже подошли к пикапу и смотрели на связанного оаковца, лежащего в кузове. Никто из них не задавал лишних вопросов: почему, например, здесь стоят штатские с автоматическим оружием. Новость о спецотделе разлетелась быстро.
– Да это, похоже, Амир, – сказал Дробанович, приглядевшись к раненому. – Известная личность.
Оаковец застонал, злобно покосился на полицейского.
– Больно, тварь? – спросил Дробанович, перегнувшись через борт. – Сгниешь в тюрьме, если раньше не сдохнешь.
– Оставь его, – приказал Милич. – Возьми машину и трех человек с оружием, сопроводишь беженцев до Приштины. Хорошая охота, Радо! Все целы?
– Наши – да, – ответил Шаталов. – У них минус четыре. И этот.
– Доставьте раненого в военный госпиталь. Там есть палата для пленных, стоит наш пост. Я позвоню, предупрежу.
Автобус и грузовик тронулись. Переселенцы прилипли к окнам, замахали руками.
– Я покажу дорогу, – сказал Цветко.
Милич поймал взгляд Шаталова:
– Кстати, там же работает медсестрой некая Ясна Благович.
И рассмеялся, увидев, как у того посветлело лицо.
Пикап Шаталова остановился у дверей приемного покоя. Санитары уложили Амира на носилки. Полицейский из охраны госпиталя подошел с бланком и ручкой.
– Комиссар Милич предупредил, что вы едете. Надо заполнить протокол задержания.
Шаталов кивнул Цветко:
– Это без меня. Сами, ладно?
И прошел в приемный покой.