Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.)

В свою очередь, Вашингтон, имея в виду стратегическую важность Балканского региона, а также внешнеполитический курс и оборонную политику стран полуострова, обращал внимание на противоречивую и сложную ситуацию, в которой оказались Румыния и Турция. Стремление Бухареста добиться разрешения на получение американских военных технологий при сокращении связей с СССР в военно-технической области и готовность Советского Союза осуществить поставки военной техники Турции – союзнику США по НАТО – создавали определенную коллизию. Поэтому американская сторона приняла решение удовлетворить просьбу Бухареста только по ряду пунктов представленного списка военных материалов и вооружений. Предусматривалось обеспечить поставку средств связи для самолёта президента СРР; продать часть оборудования, относящегося к космической области исследований, но временно заблокировать передачу вооружений[1808]. 29 января 1976 г. посол США в Румынии Барнис встретился с главой МИДа Дж. Маковеску для обсуждения военных поставок и заявил о том, что существуют «различные препятствия, относящиеся к законодательным ограничениям, а также более общим вопросам политики, с которыми мы всё ещё боремся». Одновременно он рекомендовал румынской стороне оценить, «какое политическое влияние окажет подобное решение на отношения Румынии с её советским соседом»[1809].

В свою очередь, советская сторона стремилась добиться от румынского союзника по Варшавскому пакту проведения скоординированной политики как по балканским региональным проблемам, так и по вопросам, находившимся в центре взаимоотношений между двумя противостоявшими блоками. Буквально параллельно с происходившими между Барнисом и Маковеску переговорами в Бухаресте заместитель министра иностранных дел СРР К. Оанчя встречался 29-30 января 1976 г. в Москве с заместителем главы советского МИДа Η. Н. Родионовым. Характер обсуждавшихся проблем выявил тесную связь между внешнеполитическими и оборонными вопросами. Румынская сторона информировала советскую об участии Бухареста в «Группе 77» – межгосударственной организации развивающихся стран, находившейся под сильным влиянием Движения неприсоединения, действовавшей под эгидой ООН и выступавшей за создание нового мирового порядка. Отказавшись от прямой критики участия Румынии в этом объединении и подчеркивая важность многосторонних отношений, прежде всего, стран Восточного блока, Родионов всё-таки напомнил слова советского премьера А. Н. Косыгина, сказанные им ещё в 1972 г. румынскому руководству о сомнительной целесообразности вступления Румынии в эту организацию[1810]. Одновременно сам Родионов заявил о том, что, «вступив в ‘Труппу 77”, Румыния столкнётся с трудностями», главными из которых будут идеологические, и «одно дело – просто участвовать, а другое – состоять в организации». Мнение Москвы заключалось в том, что вступление в «Группу 77» является исключительно делом Румынии[1811]. Критика советской стороны, изложенная Родионовым, касалась, прежде всего, позиции «отдельных руководителей», которые, «заявляя о проблеме экономически неразвитых стран в Движении неприсоединения, не исходят из понимания классовых отношений и соотношения сил в мире»[1812]. Не меньшую значимость для советско-румынских отношений и позиций Румынии в Варшавском блоке, а также на международной арене имело отношение Бухареста к реализации Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Родионов выразил недовольство интерпретацией странами Запада хельсинкских принципов, сославшись на то, что они прибегают к распространению тех документов совещания, которые были предназначены только для использования официальными правительственными лицами. Советская сторона была крайне недовольна апелляцией демократических государств к положениям Хельсинкского Акта, в которых заявлялось о правах человека. Эта тема затрагивалась заместителем министра иностранных дел во время встречи с его румынским коллегой не случайно. Для Бухареста проблема соблюдения прав человека была одной из болезненных, и Москва надеялась использовать момент для того, чтобы добиться от румынской стороны публичного проявления солидарности и, одновременно, таким образом, показать нежелательное для отношений Чаушеску с Западом демонстративное единство с СССР и в целом с Варшавским пактом по значимому для демократических стран вопросу[1813].