Балканский венец

И не ведал никто, отчего это вдруг объявился Железный Хромец в такой дали от степей своих, почему шел он на Север – но свернул вдруг с проторенного пути. Только Она знала, в чем дело. Там, на Севере, почти дойдя до богатых сарматских земель, взял и сжег по обыкновению Тамерлан безвестный город, а в ночь после этого явилась пред войском его крылатая женщина с царским венцом на челе, идущая по воздуху, вся в лучах солнечных, и держала она в руках белое покрывало, как бы простирая его над землями сарматскими и закрывая путь. Узрев ее покрывало, в священном ужасе повернул великий воитель свое непобедимое воинство. Он, никогда и ничего не боявшийся и ни перед кем не отступавший, вдруг ушел обратно в свои степи. И присыпал следы от копыт скакуна его снег, нежданно выпавший летом.

Погнал Омофор бурю туда, где не ждали ее, и обрушила ровнехонько там, где нужно было. И хотя не ведали ромеи про то доподлинно, но сходство жены, явившейся Тамерлану, с той, что показалась когда-то над Золотым Рогом, было несомненным. И укрепилась тогда в Городе вера, ибо поняли люди, что и на сей раз спасла их Одигитрия, укрыла своим покровом, подняла бурю на Востоке, сокрушившую врагов на Западе. Возносились в Храме похвалы Богородице, а Она была рада.

Но прошли годы – снова окутала Город черная туча, и посвященные тогда вновь обратили взоры свои на Одигитрию. Последний раз предстояло ей укрыть Город, последний раз сокрушить врагов… И спросила Она инока, помедлив какой-то миг:

– Только ли иконой славна Одигитрия? Не припомнишь ли, брат Димитрий?

– Конечно же, образом чудотворным! А чем же еще, сестра?

– Значит, не ведаешь ты… Ну так слушай. Сила заключена не в иконе. Икона – это только вместилище. Сама же святыня сокрыта внутри нее от жадных глаз людских. Это – Омофор, который почитают как нерукотворный покров Богородицы. Обрели мы реликвию сию давно, очень давно. Императрица Елена, благословенная матерь императора Константина, по основании Города привезла ее со Святой земли, а уж как она ее там добыла, то долгий разговор. И настрого наказала всем перед смертию императрица – не отдавать Одигитрию в чужие руки, ибо сила в ней страшная и не всякий сможет совладать с ней. Понимаешь ли ты меня, брат?

– Понимаю, сестра. Должен ли я укрыть святыню от поганых?

Он не видел, как Она торжествует.

– И такая сила в Омофоре, что горы разгладит равниной, а равнину вздыбит горами, поворотит русла рек, небо опустит на землю, а море поднимет до самых облаков. Негоже, чтобы попал он туркам в лапы. Не миновать тогда беды. А время пробудить силу его не настало еще. Не настало… Так слушай. Завтра пойдет крестный ход с Одигитрией. Поднимут ее на носилки пышные, вынесут из храма Святой Марии и двинутся по всему городу – по Влахерне, мимо Харисийских ворот и церкви Святого Георгия, по Средней улице, мимо форума Феодосия, до самых Друнгарийских врат, а оттуда – к берегу Золотого Рога. Там извлечет митрополит Геннадий из иконы Омофор, и полы его омыты будут в воде с молитвою. Много людей прошествуют вслед за иконой, бережно будут иноки нести ее по Городу. Тебе же предстоит незаметно для всех взять икону, сдвинуть оклад, вынуть оттуда реликвию и сокрыть ее, а икону возложить на место прежнее, как стояла, дабы никто не заметил пропажи. Возьмешься ли за такое, брат?

Опешил инок. Впервой ему было думать о том, как украсть, да не кошелек у купца какого, а такую святыню.

– Но как можно сотворить такое на глазах у толпы?

– Ты ответствуй сперва – возьмешься иль нет. А ежели возьмешься, то будет тебе от меня помощь.

Изумился инок:

– Если во власти Твоей сделать видимое невидимым, то почему Тебе, сестра, не сокрыть сию реликвию? Ведь тогда не нужно будет Тебе полагаться на хромого и недостойного…

– Так ты отказываешься, брат?

– Нет! Как можно, сестра? Я сделаю все, что Ты пожелаешь. Разум мой слаб, как и любой разум человеческий, – не может он постичь промысел высший, но должен только следовать за совестью, а маяк сей отныне ярко светит мне.

– Итак, ты согласен?

– Да!

– Так слушай же. Нет у меня ни рук, ни ног, не могу я взять Омофор и сокрыть его. Но могу я сокрыть тебя вместе с ней. У всякой святыни должен быть хранитель. Святыня без хранителя все равно что книга без букв. Без хранителя Омофор – кусок материи, не слишком белой, не слишком чистой, в коей нет ни силы, ни ценности. Как хранитель мыслит о святыне – так и пребывать ей вовеки. Я не смогу быть хранителем – мне скоро покидать эти края…

– Навсегда?