Балканы: окраины империй

В Белграде, в 1841 году после паузы в 400 лет возвратившем себе столичный статус, формулу интеграции чаще всего представляли механическим процессом сложения населенных сербами территорий (или тех территорий, которые сербы считали «исторически своими») и, по возможности, присоединения к тому, что получится, окрестных, причем не только южнославянских, земель. К такой формуле в конечном счете сводились сербские национальные программы позапрошлого века — от «Плана» (Начертаније) Илии Гарашанина до геополитических построений Николы Пашича. Как раз Пашичу приписывают яркую фразу: «Сербы — маленький народ, но более великого от Константинополя до Вены нет». Сербская повестка периодически входила во взаимодействие с другими концепциями южнославянского федерализма, братства и единства, но не была им тождественна и далеко не всегда и не во всем с ними совпадала.

Когда дело дошло до воплощения по-разному понимавшейся в разных краях Балкан перспективы объединения в политическую действительность, выяснилось, что Сербия обладает перед соседями решающими преимуществами. Эти преимущества были множественными, в одном абзаце всё и не перечислить: выстраданный ценою гибели сотен тысяч статус победителя в Первой мировой войне; «домашняя» монархическая династия; обученный управленческий аппарат; закаленная в сражениях армия, готовая, когда ей прикажут, выдвинуться на новые границы; какой-никакой опыт парламентаризма; полноформатная образовательная система. К этому добавлялись, что немаловажно, устоявшийся набор идеологических институтов и символов — и собственная научная школа с выверенными интерпретациями прошлого и настоящего, и исторический музей с правильно развешенными по выставочным залам художественными полотнами, и патриотическая литература с обширной библиотекой, и театр с драматическим и оперным репертуарами освободительной борьбы, и упорядоченная в издательских и иных проектах национальная мифология.

^{Взятие Белграда Евгением Савойским в 1717 году. Гравюра. Национальная библиотека Австрии, Вена}

Я стараюсь писать безоценочно: в конце концов, все молодые нации «делают это», именно так, а не иначе и складывалась современная Европа. XIX век оказался на западе Балкан временем вызревания проекта интеграции, в XX столетии этот проект при решающем участии сербов и Сербии дважды осуществился, чтобы в 1990-е годы продемонстрировать свою несостоятельность. Югославия, в благородных и искренних мечтах многих интеллектуалов (в том числе, конечно, и сербских) представавшая миром равного для всех процветания, в реальности демонстрировала жизнеспособность, лишь будучи спаянной обручами монархической или коммунистической диктатуры. Да что там говорить: баланс классовых, национальных, региональных, социальных, религиозных, культурных, каких угодно интересов на демократической основе на Балканах до сих пор складывается с неимоверным трудом. Сравните этот полуостров юга Европы с другим европейским полуостровом, северным Скандинавским.

^{«Балканские беды». Карикатура из британского журнала Punch. 1912 год}

Постепенно встававшая с колен Сербия была независимой, но отсталой в технологическом отношении страной с неразвитой экономикой, основу которой составляли свиноводство и садоводство. У власти сменялись враждовавшие между собой дома Карагеоргиевичей и Обреновичей, и враждовавшие не на шутку. В 1817 году подосланные Обреновичами злодеи убили основателя рода Карагеоргиевичей и вождя Первого сербского восстания Георгия Петровича, а потом еще и отправили его отсеченную голову наместнику султана в знак своей лояльности. Страшная месть свершилась в 1903-м: офицеры из числа сторонников Карагеоргиевичей свирепо расправились с королевской четой Обреновичей, изрубив и выбросив из окон дворца их трупы. Борьбу за свободу и объединение южных славян это не остановило, памятники в Сербии ставят представителям и той и другой династий.