Баллада о Максе и Амели

Я обернулась. Йедда повалилась на землю. Над ней среди падающих все реже снежинок поднимался вверх дымок. Когда ее тело ударилось о землю, у нее из руки что-то вывалилось. Мне вспомнился металлический предмет под названием «ружье», который был у нее с собой в лесу.

Я увидела Золотой Свет. И впервые за многие тысячи лет опять почувствовала себя счастливой. Я смогу забыть. Забыть навсегда.

Пока я летела сквозь Золотой Свет, я заключила с этими собаками мир. И впервые после тех событий в пустыне почувствовала сострадание к той самке. Моей сестре. Ей придется жить без своего возлюбленного.

С этой мыслью я влетела в промежуточный мир. Моя история закончилась. И наконец начнется совсем по-новому.

Я легла на снег рядом с Максом и прижалась к нему. Я почти не замечала того, как из домов вышли люди, как они собрались вокруг трупа Йедды, как отец Лилли подошел к ним и сказал, что сюда уже направляются полиция, врач и ветеринар… Почти не замечала я и того, что снегопад заканчивается. Я чувствовала лишь постепенно ослабевающее тепло Макса. В моей утробе бились маленькие сердечки – бились неровно, взволнованно. К моим глазам подступила соленая вода. Мои детеныши никогда не увидят своего отца…

Но я…

…я расскажу им о нем.

И я стала петь балладу о Максе и Амели:

Макс встретил Амели среди мусора.
Ее сердце было очень узким,
А его – очень широким.
Он сказал: «Пойдем со мной ко мне домой».
Она ответила: «Я уйду с тобой отсюда».
Без него она никогда бы не увидела чудо.
Море.
Лес.
Свободу.
Вечную жизнь.
Не узнала бы, что достойна любви,
Потому что способна любить.
Они оба преодолели опасности:
Снег, огонь, волка, медведя и человеческую ненависть.
Они испытали радости:
Плавание, песни, подруги.
Если бы Амели не открыла свое сердце,
То она никогда бы не узнала,
Кто она на самом деле такая.
Однако настал день,
В который Максу пришлось показать,
Каким широким на самом деле было его сердце.
Он не боролся за свою жизнь,
Он умер добровольно,
Пожертвовал собой ради своей Амели
И ради величайшего из всех чудес.
Ради вас…
…наши детеныши…

Дальше я петь уже не смогла. Я не смогла придумать для этой песни конец. Потому что мне захотелось заплакать. В моей утробе дружно бились сердечки детенышей. Одно из них билось особенно громко. Решив немного продолжить песню, я тихонько повторила…

Ради вас…
…наши детеныши.

То одно сердечко забилось еще громче. Затем оно даже выпало из единого ритма остальных сердец – как будто хотело обратить на что-то мое внимание. Я поначалу не поняла, на что именно, но потом вдруг заметила: Макс начал дышать. Тихо. Слабо. Но, о прародительница собак, он дышал!

От счастья я дала волю слезам.

72

Детеныши.

Когда Макс уже направлялся сквозь Золотой Свет в промежуточный мир, он услышал мою песню о величайшем из чудес. И это придало ему силы, необходимые для того, чтобы сдержать свое обещание и найти путь обратно к жизни.

Прошло немало времени, прежде чем Макс снова смог ходить. И еще немного больше, прежде чем Лилли снова стала смеяться. Это произошло в тот момент, когда мои детеныши в самый первый раз неуклюже прильнули к моим соскам. Шерсть у малышей была такого же цвета, как у меня, но на ней повсюду были темные пятнышки. Ни над кем из моих детей никогда не будут насмехаться из-за этих пятнышек – уж я об этом позабочусь.

Лилли никому не позволила давать им имена и сделала это сама: Базз, Вуди, Моана, Мулан и Мерида. Она объяснила нам, что щенки-мальчики получили имена в честь героев, а щенки-девочки – в честь принцесс, которые были еще даже большими героями, чем любые другие.