Баллада о Сандре Эс

Оставшись одна, я поймала себя на мысли о том, что все это довольно странно. Я могу делать с этими стариками все, что захочу. Они полностью в моей власти. Или это я в их власти?

Войдя в комнату Юдит, я застала ее одетой, нарумяненной и даже с алой помадой на губах. Я застыла на пороге, удивленно ее разглядывая.

— Подай мне пальто! Мы с тобой пойдем гулять. Должен ведь в городе быть хоть один ресторан с живой музыкой? Что скажешь, Эс?

Вид у Юдит был возбужденный, сна ни в одном глазу.

— Вы принимали сегодня лекарство? — спросила я.

Юдит только фыркнула в ответ.

— У тебя нет одежды посимпатичнее этого халата? Погоди, у меня для тебя кое-что найдется.

Порывшись в своих вещах, она достала голубое платье. Прижав его к груди, она стала кружиться по комнате. Я испугалась, что Юдит упадет, но она держалась молодцом.

— Надевай и пойдем! А что тут такого? Ты могла бы быть моей внучкой!

Юдит не успокоилась, пока не заставила меня надеть это приталенное платье с пышной юбкой.

— Умеешь танцевать свинг? А оркестр Сеймура Эстерваля слышала? — и, не дожидаясь ответа, Юдит подхватила меня и стала кружить, чуть не опрокинув тумбочку.

— Я веду, не забывай! — с воодушевлением воскликнула она, отбивая такт ладонью по бедру. — Я тоже когда-то не умела, да научилась за одну ночь!

Дверь в коридор я оставила открытой, чтобы услышать звонок вызова, и теперь боялась, что кто-нибудь из дежурных увидит нас, проходя мимо. Кто знает, может быть, правила проживания запрещают принимать гостей и танцевать свинг по ночам. Наконец я упала на кровать Юдит.

— Ох, какой вы были худенькой! — я еле дышала, стянутая голубой тканью.

— Ну, ты совсем не в форме, деточка! Тебе надо как следует потренироваться перед выходом!

Тут я застыла, отчетливо услышав звонок.

— Ты куда? — жалобно пискнула Юдит, когда я вылетела из комнаты.

Звонил Вернер: я вошла в его комнату, когда он пытался самостоятельно выбраться из кровати.

— Я звоню, звоню! Дело срочное!

Я помогла Вернеру встать и повела в туалет. По дороге обратно он заметил мой новый наряд, и его рука тут же, как кобра, обвилась вокруг моей талии.

— Пойдем, потанцуем?

— Ну, если я для вас достаточно хороша… — и, выкрутившись из объятий хихикающего Вернера, я уложила его в постель.

Юдит лежала в кресле, съежившись так, что головы почти не было видно из-за воротника пальто.

— Танцевать пойдем в другой раз, — заявила она. — Тебе сначала надо хорошенько выучиться…

Осторожно стянув с себя платье, я положила его на кровать.

— Кто же научил вас?

— Той ночью за окном кружил снег, — мечтательно произнесла она. — Мы знали друг друга всего несколько дней. Он был такой веселый, все шутил — впервые за долгое время со мною кто-то шутил… времена были не те.

Юдит бросила на меня серьезный взгляд.

— Как ты себя чувствуешь? Что-то ты бледная. Питаешься хорошо?

— Да, просто отлично. Рассказывайте дальше!

— Ты не похожа на себя. Взгляд у тебя не тот. Ты случайно не беременна, Сандра?

— Нет! — крикнула я, и в комнате повисла тишина. Юдит смотрела на меня, а часы на тумбочке тикали быстро-быстро. — Расскажите, ну пожалуйста, — попросила я, сглотнув комок в горле.

Юдит сделала глубокий вдох и снова улыбнулась.

— Я, конечно, испугалась, когда увидела его и того лейтенанта, что был с ним. Я вообще боялась людей в военной форме. Они зашли в магазин и сказали, что хотят выбрать шляпу. С ними были две девушки, и я, конечно, подумала, что одна — его невеста. Я вышла из закутка мастерской, увидела его и… потеряла голову. Не могла понять, кто я и почему стою тут, всего в метре от него. У него были такие глаза, какие не часто увидишь — светящиеся. Я вертела в руках шляпу и не знала, куда деваться. Похоже, все это заметили — что он и я в ту минуту были как будто одни на всем белом свете. Потом он заметил мой норвежский акцент и спросил, не Сольвейг ли меня зовут, — и встал на колени, изображая Пер Гюнта…

Наверное, по мне было видно, что я ничего не понимаю, и Юдит рассердилась:

— Ты, конечно, понятия не имеешь, кто такой Пер Гюнт. Или Ибсен. Великого норвежского поэта ты не знаешь. И что он написал пьесу о человеке, который отрекся от мира людей, тебе не известно. О человеке, который решил, что ему никто не нужен, кроме него самого. Но он, конечно, ошибался и в конце концов сам это понял — что он просто луковица.

— Луковица?

— Ты что, и про лук ничего не знаешь? — и, не дав мне даже подумать, Юдит стала объяснять, как на уроке биологии: — Лук состоит из одной кожуры, так? Снимаешь слой за слоем — где же сердцевина? А сердцевины-то и нет. Слой кожуры, под ним еще один, и еще — вот и все.

Юдит уставилась на меня так, что мне пришлось отвести взгляд.

— Ты о чем-то важном думаешь, не так ли? — спросила она.

Я не ответила. Снова повисла тишина.

— «Вдруг я беременна?» Вот о чем ты думаешь, правда?

Перед глазами все опять поплыло, я зажмурилась. Юдит молча ждала. Тогда я собралась с духом и рассказала про Себа, про синюю палатку и про кирпич.

Юдит сделала большие глаза:

— Ты не придумываешь? Ты и правда бросила в него кирпич?

— Да.

— Нарочно? Прямо в голову?

Я кивнула.