… Женька послушала Петровского и вскоре добралась до ущелья. Долгий день Верума заканчивался, и на этот раз вечер астрономический вечер совпал с вечером, созданным ДР-очками. Женька сняла их, а потом стащила дыхательную маску. Подставила лицо холодному ветру, который холодил шею и трепал волосы. Тускло-бежевый день планеты уходил, уступая место багровому закату, но в ущелье проникали только редкие отблески. Женька, перепрыгивая с камня на камень, добралась до Долины Червей. Гофротруба оставалась на месте, но в песке образовалась яма. Зловещее шевеление прекратилось. Женька зачерпнула горсть мертвого, теперь безопасного песка и пропустила его сквозь замерзшие пальцы.
— Товарищ младший лейтенант, нам пора, — сказал кто-то, приблизившись сзади.
Женька резко обернулась. Пред ней со смущенной улыбкой стоял водитель «Варана», парень с позывным «Сатурн».
— Не надо тут сидеть, пожалуйста, выбросом от портала задеть может. Маску лучше наденьте, а то гипоксия, да и в лагерь нам пора, — многословно добавил он.
… Сатурн вырулил из ущелья, провел свой «Варан» сначала по расчищенной недавно грунтовке дороге, а потом принялся давить неровную почву предгорий. Женька тряслась на сиденье, склонив голову и прижимаясь лбом к стеклу. Горы больше не скрывали закат, и он заполонил небо — пурпурный, фиолетовый, яростный. Палаточный лагерь вскоре в сумерках, но внутри палаток мерцали редкие огни. Сатурн высадил Женьку, попрощался и ушел ночевать общую палатку теников, прозванных «молотками» за эмблемы на курках. В другой, отведенной для девушек палатке хлопотала Клара Романова — варила чай, раскладывала галеты, резала соевый сыр.
— Ужинать садись, — пригласила она, и Женька не стала спорить, пожевала безвкусные галеты, соленый, похожий на брынзу сыр, запила все это кружкой настоящего вкусного чая.
— Ложись спать, Женечка, — посоветовала Клара. — Занимай вон тот спальный мешок, он хороший, с матрасом. Снотворное дать?
— Спасибо, обойдусь.
— Ну тогда спокойной ночи. Я еще посижу, подежурю в машине у сканера, в полночь по корабельному времени вернусь.
Романова ушла, но Женька долго не могла уснуть. Она ворочалась, прислушиваясь к свисту ветра, к шороху песка, в конце концов задремала и увидела странный сон. В этом сне Демиург уходил по бесконечной серой равнине, постепенно теряясь в сумерках. Женька звала его, но доппельгангер не оборачивался и не показывал лица. В конце концов он исчез, остался лишь морозный ветер, который заметал следы на песке.
Женька проснулась. Снаружи, из-за тонкой стены палатки, доносились мужские голоса. Разговаривали, похоже, техники, которые, беспечно наплевав на асфиксию, вышли покурить электронные сигары.
— Вообще-то бросать это баловство надо, — сказал Сатурн.
— Точно брошу, как только операции закончится.
— Что там у них со временем?
— Парни Петровского со шалой пошаманили, для возвращения сделали как попроще — день на Веруме — день на Теро.
— То есть, наши ребята там уже двенадцать часов.
— Получается, что так.
— Оболенская из научной части приходила через «трубу», сказала — наши держатся.
— Дай-то бог, чтобы все кончилось хорошо.
— Да я сам нервничаю. У меня там брат в десантуре служит.
— Слушай, а правда, что Демиург с Осой всерьез мутил?
— Да нет, ничего такого. Летали вместе.
— А я, думаю, они роман крутили. Если мужик из-за девчонки в песок с червями полез, это не просто так.
— Теперь уже без разницы.
— Что-то ты, Сатурн, пессимист.
— Рад быть оптимистом — получается плохо. Помнишь Айджа, который у нас гостил?
— Тот терайа, который помоложе?
— Ну да. Человек он или не человек — не знаю, но сиськолов — точно. Пытался склеить Оболенскую — та послала. Сунлся к Рыси — то же самое. Айдж обиделся и напился, а потом развлекался, рассказывал мне, что терайа делают с врагами.
— И что?
— Тебе лучше не знать. Скажу только — Ангел с десантурой террайским уродам, конечно, вломит, но Демиург, думаю, всё. Хорошо, если вернут как двухсотого.
— Эх…
— Да, вот такая вот жизнь.
— На «Беркуте» летают только вдвоем. Как думаешь, кого Осе в напарники дадут?
— Никого. Ребята с «Кречетов» все при деле. С нуля до «Беркута» учиться сложно, машину Денисыч делал по образцу «Сайеты», как раз для доппельгангера, а он — пилот опытный.
— Значит, девчонку-штурмана спишут.
— Вернут в госпиталь. Она, вообще-то, медик. Причем хороший, я к ней уколы делать ходил.
Женька перестала подслушивать. Она закусила костяшки кулака, чтобы не разрыдаться. «Никто не должен этого видеть, никто, никто…» Она все равно заплакала, но беззвучно, и плакала так, пока не вернулась Романова.
Клара все поняла, тронула Женку за плечо, обняла, прижала к себе. От форменной куртки старлея пахло холодом и почему-то мёдом.
— Не рви себе сердце, Женечка, — мягко сказала Клара. — Вдруг что случится — горевать будем потом. А если Демиург жив — не надо парня, будто мертвого, оплакивать. Не мути человеку душу.