Баллады снова солгут

У меня не очень получилось на него разозлиться. Стало скорей смешно. Но и засмеяться тоже не вышло: как-то внезапно перехватило дыхание, и глаза оказались на мокром месте, хотя я совершенно не чувствовала обиды. Какой в ней смысл, ведь он просто ничего не понимает…

Я пыталась вдохнуть сквозь ком в горле ровно до тех пор, пока одна предательская капля всё-таки не прочертила горячую дорожку по моей замёрзшей щеке. Дальше строить хорошую мину было уже без толку.

— Ах, ты, мразь… — прорычал Святоша. — Да я тебе сейчас язык завяжу вокруг твоей же собственной шеи! Ну, чего пятишься, иди сюда!

Я вытерла глаза и увидела, как напарник медленно приближается к Басху, занося руку для удара. У Святоши было лицо убийцы. Надо же… Оказывается, не только борделем его можно пронять. Я быстро подошла к нему — раньше, чем он настиг свою цель, резко сбледнувшую и напуганную — и удержала его руку.

Даже через одежду и перчатки чувствовалось, как вздрагивают его налитые мышцы от невыплеснутого гнева.

— Не надо, — сказала я. — Не пачкайся. Пусть знает, что лесная шлюха благородней него.

— А надо ли оно? — фыркнул Святоша, руку, тем не менее, опуская.

— Ещё как, — серьёзно сказала я, глядя Басху в глаза. — Понимаешь, очевидно, что господин Дэ-Рэйн сейчас вне себя и не до конца понимает положение, в котором очутился. Это ясно из того, как опрометчиво он бросается оскорблениями в сторону людей, без чьей помощи он даже в Семихолмовье теперь вернуться не сможет. Если мы отнесёмся к его словам серьёзно, мы поведём себя ничуть не умнее. Люди, которые за ним охотятся, встали на мой след, и я считаю, что нам следует разобраться в происходящем, прежде чем принимать решения. И поэтому… я предлагаю всем сохранить лицо и забыть сказанное господином Дэ-Рэйном сгоряча. Поговорить разумно и… цивилизованно. Ну, или хотя бы без драк. Как вы смотрите на это, господа?

Святоша хохотнул и, перехватив уже мою руку, запечатлел на ней не менее галантный поцелуй, чем Басх при нашем знакомстве в Семихолмовье.

— Ты никогда не перестанешь меня удивлять, Эльн! Слышишь, господин Дэ-Рэйн? Леди тебя прощает! Но второй раз этот номер не пройдёт, так что хорошенько подумай, прежде чем языком трепать.

Судя по лицу учёного, Святоша мог этого и не говорить. Наверное, все его угрозы вместе не могли бы ошеломить Басха сильнее, чем сказанное мной. Какое-то время учёный смотрел на меня, уронив челюсть едва ли не под ноги, а затем робко произнёс:

— Может, разведём костёр? Я думаю, будет уместен небольшой экскурс…

…История эльфийского царства, Тсе Энхэль Асуриат, привлекла Басха на шестом году обучения в Арэль Фир. В библиотеке он обнаружил потрёпанную книжицу с переводами нескольких эльфийских баллад. Одна из них была посвящена эльфийской правительнице по имени Ксентаэль.

     Где покоишься ты, наверное, знают лишь боги
     Или ветер и снег, а, может быть, скалы видели
     Что могила твоя — под последнею вехой старой дороги
     Или первой холодной вехой нашей погибели…

Ксентаэль была дочерью владыки Царства Первых Лучей Дариона. Сам Дарион пал в одной из первых битв между людьми и эльфами, но благодаря Ксентаэль, занявшей место своего отца, сопротивление эльфов растянулось на несколько сотен зим. Эльфы называли её Рэйдиарой — Стальной Ланью, и история сохранила это прозвище. Именно фигура Стальной Лани заставила Басха плотнее заняться периодом Саагир-Наохрем — страшной шестисотлетней войны северных королевств и эльфийского царства.

Юная царица, собственно, сама послужила поводом к началу этой войны — если не причиной её. Сохранились летописи маленького королевства Агхорн — ныне его территорию пополам делили Хаэйл и Арос — на трон которого незадолго до начала войны взошёл молодой и горячий правитель по имени Кареслав. Честолюбивый Кареслав понимал, что для укрепления своей власти и повышения статуса Агхорна ему нужен крепкий, желательно родственный союз с какой-нибудь сильной страной. Ожидалось, что он породнится с королевской семьёй Тан Глэйда, но Кареслав оказался ещё тщеславнее, чем о нем думали подданные, и попросил руки Ксентаэль.

Наглостью это, конечно, было неслыханной. Возмутился не только Дарион, не готовый отдавать дочь краткоживущему северному варвару, но и некоторые соседи Агхорна. Притязания Кареслава на любовь прекрасной эльфийки остались неудовлетворёнными, и, казалось, на этом он и успокоится, но молодой король вновь удивил всех. Приняв позу отчаявшегося влюблённого и во всеуслышание заявив, что свет ему более не мил, он объявил войну эльфийскому царству — мол, если уж гибнуть, так в попытке добыть столь желанную ему руку царевны. Безнадёжное, казалось бы, предприятие — ну что может крохотный Агхорн против мощи всего эльфийского народа?