Баллады старого катафалка

Непонятно, зачем вообще посередине было хромированное длинное зеркало, оно отражало только багровые в сумерке шторки за тяжелым опускным стеклом между передним сиденьем и грузовым отсеком. Можно опустить стекло и шторки раздернуть, и… смотреть на гроб по дороге? Немного пахло кожей, бензином и вроде бы, тонким, едва общутимо, дымком дорогого табака.

Артем вздохнул и мысленно сказал: ЗАНМИ ВИНИ.

— Доброго утра, юноша! — отозвался низкий шепот в голове.

В зеркальце блеснули белые белки меж черных век. На него смотрел граф Патница, собственной персоной.

(Здравствуйте, доктор, у меня видения, черный мужик в зеркале — а вы пришлите его в зеркало ко мне, поговорить).

— Утра… граф. То есть это я с ума съехал и вы… ты моя тульпа[11] или на самом деле?

Глаза моргнули и показались белые зубы — граф смеялся.

— А ты как думаешь? Отлично что не побоялся! Ты не fou[12], не бойся. Хотя все мы тут не в своем уме, знаешь. Все кто связан с той стороной, а ты связан, малыш. Я такое чуял всегда.

— Да я бы сдох от любопытства, пока не попробовал.

Глаза сделались серьезными.

— Да, ты мне по душе. Я был такой же. Везде лез как щенок паршивый, в твои годы. Ну, с учителем повезло, конечно, не дал пропасть дураку.

— Пятница, слушай, расскажи мне про эту вашу вуду?

[1] Из финской песенки войны 1940 года

[2] Все пути ведут ко мне (лат.)

[3] Извращенная цитата из молитвы Иоанну Предтече.

[4] выродки безмозглые (гаит.)

[5] малыш (гаит.)

[6] дух-хозяин ада в культе вуду

[7] дух-хранитель

[8] друг явись (гаит.)

[9] прощай друг (гаит.)

[10] С. Кинг "Кадиллак Долана"

[11] в тибетской духовой практике — созданный фантазией "воображаемый друг".

[12] безумный (гаит.)

Глава 2

Баллада о сокровище и звере

Вновь, вновь золото манит нас!

В. Ободзинский

1

Старушки вымирают последними. Мужской пол в России внезапно смертен во много раз чаще женского. Поглядите на памятники любого провинциального кладбища. Ага. Мужики лет по 40–45, а то и моложе смотрят с медальонов, и причины смерти далеки от кончины непостыдной, мирной, хоть фотоальбом составляй "моим друзьям, погибшим в схватке с жизнью"[1]. А на женских памятниках старушки в платочках и седине. Старушки живучие, словно репей какой. Слабый пол. Вечно хворые и недужные, ковыляют потихонечку лет до ста, скрипя и потрескивая, да еще сумки-тележки за собой на буксире волокут. Как матрос пулемет Максим. А мужик что? Бряк — и в 30 скоропостижно от сердца. Хотя многие и от печени, конечно, иже пали в безнадежной русской битве со змием.

Так размышлял Артем, привалившись к дверце Кадиллака в ожидании выноса тела. Хорошо еще, он был вольным стрелком, и вместо душного черного костюма, обязательного сотрудникам похоронных бюро, мог носить кожанку "а-ля царский шоффэр", и черную фуражку с золотым галуном. Немного слишком живописно, но заказчикам нравилось. Кто-то уже набросал еловых лапок от подъезда серенькой пятиэтажки к его харонову транспорту. Родственников было немного, все больше опять-таки тетки пред и постпенсионного возраста.

Слух у бывшего музыканта и должен быть отличным. Но начало фразы он потерял. Одни из теток, похожая на затянутую крепом тумбочку на толстых ногах, баритоном говорила другой, похожей на пожилую черную крысу.

…и представьте, всем родственникам хрен да маленько, а ведь откуда-то она брала то золото? Они уж всю квартиру обыскали, на даче полы поотодрали, ни-хре-на!

— Так может краны себе из него сделала и покрасила сверху? А то и унитаз?

— Да ладно, разве такое делают?

— Я слыхала, делают. Один буржуй, вот, другие на золоте едять, а я, говорит, гадить буду!

— Вот сволочь! Сталина на них нету!

Артем покачал головой, представляя секретную мастерскую, где делают золотые унитазы… но наконец железная, крашеная облезлым суриком дверь подъезда распахнулась и пятясь, вышел какой-то дальний, что ли, родственник в плохо сшитом черном костюме, придержал дверь. Значит, гробок вытащат. Точно, лилового бархата с восковой покойницей. Артем распахнул заднюю дверь и выдвинул поддон с роликами. Штатники продумали все досконально. С богом, старушка, пора тебе в место злачно и покойно.

Кадиллак еле слышно завибрировал, выкатился со двора, сзади стартовал серенький микроавтобусик с провожающими. Ну, ничего, главное, денежка капает, хорошая денежка, вкусная.

Артем глянул в зеркало и мысленно попросил "занми вини!" Грешен, приятно было так поболтать, на открывая рта, по дороге. Тем паче уж до кладбища он теперь доезжал бы с по слуху. Пятница знал множество удивительных вещей, особенно о смерти и похоронах.

Пятница явился и подмигнул. Пока Артем (вполне уже автоматически) выводил катафалк к выезду за город, на кладбище, он молчал. Гудение мотора почти стихло, повороты кончились, знакомый указатель: Васильевское кладбище.

— Артем, дама, которую ты везешь…

— А?

— Она тут, рядом со мной. Хочет что-то еще сказать, прежде чем уйти. Хотя ее и зовут.

И вместо его мягкого баритона зазвучал тонкий сиплый старушечий голос, раздраженный и пришептывающий, будто у его владелицы, как и при жизни, не хватало зубов.