Баловень – 2

Пашка без сил опустился на песок. Он, стиснув зубы, наблюдал за исчезающими в темноте истёртыми подошвами соседа и чувствовал, как тело снова наполняется болью. «Зачем вы так-то? – мысленно спрашивал Коробов у неведомых ему охранников, – он же блаженный? Вы ведь наверняка знаете об этом. На хрена он вам сдался?». Мысль о том, что вместо бедолаги Толика сейчас могли поднимать в неведомое его самого, как-то не приходила в голову. Боль усиливалась, но Пашка решил, что если он не исполнит, по сути, последнее желание товарища, то никогда не сможет себя простить. Если останется живым в этом проклятом мире. С трудом встав на четвереньки, он, скрипя зубами, добрался до лежанки Толика и стал наощупь выбирать камушки и кусочки глины. «Ты только вернись живым, братишка, – шептал вслух Пашка, пребывая в незнакомом ранее состоянии, – это ничего, что у тебя с башкой не всё в порядке. Я тебя выхожу. Ты же, получается, выходил меня? А значит и я смогу. У меня ведь с головой всё нормально. Что-нибудь придумаю. Даже если тебя снова плетью отстегают. Будь уверен… мочи у меня хватит. Не зря же ты меня отпаивал?». Коробов вдруг подумал, что сам близок к безумию, но даже не успел испугаться как следует. На пол рядом с ним мягко шлёпнулся моток каната. «Моя очередь? – подумал Пашка, беря в руки капроновый шнур, – этот потолще, чем тот, на котором поднимали Толяна. Впрочем, если перекинуть через шею и обвязать вокруг пояса, то наверняка придушит. Ну, что Павел Юрьевич, поехали? Тебе решать. Больше некому». Внезапно канат словно ожил в безвольных руках Коробова. Парень даже отбросил его в сторону и инстинктивно поднял голову. Сверху, колыхаясь и раскачиваясь из стороны в сторону спускался человек. Пашка сразу понял, что это не Анатолий. «Во-первых, слишком быстро, – думал он, не отводя глаз от приближающегося тела, – во-вторых, на руках спускается. Сам. Значит, вполне здоров. Наверное, охранники подумали, что я не смогу обвязаться верёвкой? Или решили меня здесь прибить? Зачем? Надо претвориться спящим. Или без сознания. Потом разберусь. Он один. Ещё посмотрим, кто кого». Приняв решение, Коробов осторожно, чтобы не вызвать очередной приступ боли, опустился на место соседа и прикрыл глаза, не прекращая наблюдать за человеком. Уже через секунду неизвестный спрыгнул на пол и осмотревшись, легонько подтолкнул Пашку ногой:

– Ты живой, земеля? Чего гостя не встречаешь?

«Он – русский!» – Пашка открыл глаза и, убедившись в своей правоте, задал единственно возможный в такой ситуации вопрос:

– Ты кто?

Человек широко улыбнулся, обнажив щербатый рот:

– Я? – Казалось, что вопрос доставил ему искреннее удовольствие. – Я – Павел. Пашка, значит. А тебя как зовут?

– Меня зовут…, – Коробов задумался на секунду и ответил, повторяясь – меня зовут Паха.

– Ни хрена себе! Так мы, получается, тёзки? Или у тебя просто кликуха такая?

– Тёзки. И кликуха такая. – Пашка снова опёрся спиной на стену, стараясь не обращать внимания на боль и не выказывать слабости. – Ты как сюда попал? Ты случайно не знаешь, что там с Толиком? Мы думали, что меня на допрос потащат, а вытащили зачем-то Толяна.

Коробов вдруг подумал, что задал слишком много вопросов, и замолчал, не оставляя попыток получше рассмотреть нового сокамерника. Он сразу заметил, что тёзка абсолютно не похож на Толика. Павел был гораздо выше среднего роста, крепок и быстр в движениях. А небольшая борода и волосы до плеч были хоть и немыты, но аккуратно расчёсаны. Даже выгоревшая на солнце форма сидела на нём, что называется, ладно. На ней не было ни дыр, ни порывов, ни заплат. Пашка снова вздохнул и невольно посмотрел на свои грязные колени, торчащие из огромных прорех. «Он явно не срочник, – думал Коробов, наблюдая, как новичок обустраивается на его бывшем месте, – и по возрасту не подходит…, и ещё хрен знает почему. Спросить, что ли? Неудобно. Повернётся, посмотрю на погоны. Даже если звёздочки содраны, то следы должны остаться».

Между тем, Павел, завершив одному ему понятные приготовления, скинул с плеч новый армейский вещмешок. Заметив озадаченный взгляд Коробова, с готовностью пояснил:

– Охранники бакшишнули. Сам не знаю с какого перепоя. Понимаешь, – продолжил он, неспеша развязывая шнурок горловины холщовой сумки, – с самого утра сюрприз за сюрпризом. Сначала дали мне сигарет. Наших. Полпачки. Никогда такого не было, а тут… Потом сказали готовиться к переезду. Дескать, место освободить надо. Меня-то не в яме вонючей держали, а в комнатушке. Тесновато, конечно, зато окошко было и топчан с матрасом…

Пашка почувствовал раздражение. Он не хотел начинать знакомство с препирательств, но ему показалось, что тёзка умышленно уклоняется от ответов на важные для него вопросы. Чтобы развернуть разговор в нужное русло, решился перебить и огорошить рассказчика неожиданным вопросом:

– Ты, извините, вы – офицер? Что-то я звёзд ваших не вижу.

Тёзка нимало не смутился. Просто отрицательно мотнул головой: