Я посмотрел на Анастасию. Она была одета в черную кофту и в черную юбку. На убийце была так же черная одежда, машинально отметил я. Хотя это совпадение само по себе ни о чем не говорит и ничего не доказывает, черный цвет, пожалуй, самый распространенный.
– Проходите Людмила Семеновна и располагайтесь вот там у камина, – пригласил я бухгалтершу. Затем я посмотрел на Анастасию. – Чтобы вы были бы в курсе дела, я должен вам кое что рассказать. Давайте все сядем.
Мы расселись рядом с горящим камином. Я коротко поведал Анастасии обо всем, что произошло в этот кошмарный день. Я внимательно наблюдал за ее реакцией, но на ее лице отражались поочередно лишь изумление и ужас. Единственное, о чем я ей не сказал, это о своих подозрениях в отношении главного инженера. Я и сам точно не знал, почему я решил утаить этот факт, может быть, потому, что мне казалось, что в нем еще надо до конца разобраться.
Все рассказанное мною Анастасию повергло в шок. Она схватилась за голову.
– Я ничего не понимаю, что же тут такое творится. Я никогда не доверяла Ращупкиной, но в такое мне трудно поверить. Неужели она, в самом деле, старается уничтожить компанию?
– Совсем не обязательно, что она хочет уничтожить компанию, вероятней всего она хочет уничтожить ее нынешних владельцев, а компанию взять себе. Или передать тем, кто стоит за ее спиной.
– А кто, по вашему, мнению эти люди?
Я пожал плечами.
– Да кто угодно, желающих хоть отбавляй. Но сейчас меня заботит другое, что делать с Людмилой Семеновной? Оставаться ей здесь слишком опасно. У меня есть подозрение, что на этом они не успокоятся и захотят закончить то, что не удалось сделать с первого раза.
– А если отвезти ее к моим родителям? – предположила Анастасия.
Я внимательно посмотрел на нее, но не заметил в ней никакого подвоха.
– Почему бы и нет? По крайней мере, другого места я не знаю. Только отправляться нужно прямо сейчас. Придется ехать на машине. Туда есть дорога?
– Плохая, но есть. Это двести километров.
– В таком случае выезжаем.
Я сознавал, что рискую, но я по-прежнему не понимал, кого мне следует бояться. Все настолько запуталось и переплелось между собой, что разобраться в этих хитросплетениях было крайне сложно. И все же внутренний голос мне упрямо твердил, что Анастасия не может быть моим врагом. Как бы она ко мне не относилась, но злоумышлять против меня ни при каких обстоятельствах не станет. Не возможно представить, чтобы такая красивая женщина оказалась бы злодеем, да еще таким хитрым и жестоким. Бог не настолько коварен, чтобы поместить в столь прекрасную оболочку убогую и злую душонку. Другое дело Ращупикина, у нее внешнее и внутреннее, если не совпадает, но кардинально не расходится. Но если с Людмилой Семеновной что-нибудь случится, виноват буду только я и никто другой. Но, если она останется тут, то я не сумею ее защитить, даже если не буду отходить от нее ни на шаг. Президентов убивают, а у них охрана будь здоров, а что я могу сделать один?
Мы уже собрались выходить, как внезапно в дверь позвонили. Анастасия бросилась ее открывать, но я силой схватил ее за руку и остановил. Получилось довольно грубо, и она резким движением вырвала ее из моей ладони.
– Что вы себе позволяете? – с вызовом спросила она.
– Ничего такого, за что можно меня упрекнуть. Вам известно, кто к нам рвется? А вдруг вы откроете дверь, и сразу же прозвучит выстрел. Или раздастся взрыв. Отойдите в сторонку.
Женщины выполнили мой приказ, причем, Анастасия повиновалась мне без всякого сопротивления. Я достал пистолет и направился к двери.
Подойдя к ней, я прислушался. Кто-то стоял и тяжело сопел с той стороны. По крайней мере, раз там находится человек, значит взрыв бомбы нам не грозит.
Я резко открыл дверь и направил пистолет в живот стоящему на пороге человеку. Он побледнел от страха, я же облегченно перевел дыхание.
– Проходите, Генрих Оскорович. Извините, что напугал. Но, вы, наверное, знаете, что сегодня в поселке стреляли. Будете чай, мы как раз хотели накрывать на стол.
– Нет, спасибо, я не за этим пришел, – сухо отказался Гессен, проходя в комнату, однако сделав несколько шагов, он остановился в нерешительности. – Происходят просто непостижимые вещи. Вы говорите, сегодня вечером стреляли. Я действительно что-то слышал. А в кого стреляли?
– Вот в Людмилу Семеновну.
Гессен изумленно уставился на бухгалтершу. Мне показалось, что его изумление было совершенно искренним. Или он просто замечательный актер?
– В вас стреляли? – переспросил он. – Но зачем?
– Обычно стреляют для того, чтобы избавиться от человека, – заметил я.
– Но зачем избавляться от Людмилы Семеновны?
– Наверное, она знала то, что некоторые люди не хотели, чтобы она знала. Или вы думаете иначе, Генрих Оскарович?
– Да нет, я не думаю. Я вообще, не знаю, что думать. Исчез мой сотрудник Тараканов. После обеда он ушел – и нигде его нет. Дома тоже не знают, где он находится. А мне он срочно нужен.
– Вы пришли меня спросить, где Тараканов?
– В том числе. Кто-то же должен знать, где он?