– Честно говоря, да. До сегодняшнего дня мне казалось, что меня не боится не один человек. А если кто здесь кого и боится, так это я.
Настала моя очередь удивляться.
– Кого же вы боитесь?
Ответ изумил меня еще больше.
– Вас.
Я даже немного снизил скорость, чтобы внимательно взглянуть на Гессена.
– Но почему?
– Я с самого начала предполагал, что вы хотите все прибрать к своим рукам, а всех нас по боку. Вас интересовал только один вопрос, сколько можно выручить за компанию?
– Неужели это было так заметно?
– Не знаю, как кому. Мне – да.
– И что вы делали, чтобы этого бы не случилось?
Мы промчались несколько километров, прежде чем я услышал ответ Гессена.
– Я намеревался создать новую компанию, куда бы перевел все самые ценные активы. Я даже зарегистрировал ее. Я назвал ее «Золотой стандарт».
Теперь становится более или менее понятным рассказ Тараканова во время нашей первой с ним встречи о действиях Гессена.
– Почему вы мне именно сейчас доверили ваш секрет?
– Потому что я отказался от этой идеи. Мой план был слишком наивным. Мне одному не спасти компанию. Особенно теперь после того, как я узнал, что сотворила Марина Владимировна. Я и раньше замечал кое-какие странные поступки с ее стороны, но все же не мог предположить такое. Зачем она это сделала? Ведь у нее было все.
– У человека никогда не бывает всего, дорогой Генрих Оскарович, ему всегда чего-то да не хватает. Иначе теряется смысл жизни. А у Ращупкиной с этим было все в порядке, она очень много хотела. И не только и даже может быть не столько завладеть компанией. Тут совсем другие мотивы.
– Но какие могут быть еще мотивы?
– Самые сильные, что есть у человека.
– Не понимаю, Евгений Викторович, о чем вы говорите.
– Жаль, что не понимаете. Я говорю о любви.
– О любви?
– О ней, родимой. Вы когда-нибудь любили?
– Ну, конечно, любил. Жену свою первых семь лет супружеской жизни очень любил. Потом она мне изменила, – неохотно признался он. – Ну мы разошлись, что еще делать в такой ситуации?
– Счастливый вы человек, Генрих Оскарович, вы перестаете любить, как только вам изменяют. Это чертовски удобно. Многие хотели бы чтобы с ними происходило точно так же. А вот, насколько я понимаю Ращупкину, она любила всю жизнь одного человека. А ненавидела целых двух.
– Вы имеете в виду Александра Михайловича. Но это всем известно об их давнем романе. Но кто второй, кого она ненавидела?
– Но это же элементарно, второй, вернее вторая та, что увела возлюбленного у нее.
– Вы говорите об Анастасии Мефодьевне?
– Вот видите, вы начинаете что-то понимать. И эта женщина сквозь годы несла в своей душе тяжеленный камень мести. И она отомстила.
– Что вы имеете в виду? – тревожно прозвучал голос Гессена.
– Только то, что она убила моего дядю.
– Это невозможно! Это просто не могло быть. Точно установлено, что ее не было в тот момент в поселке.
– А где она была?
– Она летела в краевой центр.
– Вот именно летела. И кто видел, что она летела именно в краевой центр?
– Ну, я не знаю… Ну, там же был летчик, этот Гусарев.
– Был. А вы знаете, что этот Гусарев и Ращупкина – любовники.
– Не может быть! Но он же моложе ее лет на пятнадцать.
– А она его богаче раз в пятнадцать. Чем одно не уравнивает другое.
– Конечно, всякое случается, – не уверенно произнес Гессен. – Но откуда вам это известно?
Я вспомнил об Антоне и вздохнул.
– По моей просьбе за ними следили. Я даже знаю, где они сейчас вдвоем находятся. Если, конечно, не покинули это милое гнездышко.
– Предположим, что даже все так, как вы говорите, Как же она могла его убить, если находилась в вертолете.
– Очень просто, снизилась на вертолете и выстрелила сверху. А затем полетела дальше, куда и должна была лететь. Абсолютно чистое убийство, ни одного следа. Когда я понял, как все произошло, я не мог не отдать должное ее находчивости.
– Трудно в это поверить, – задумчиво проговорил Гессен. – Убить Александра Михайловича – это все равно что поднять руку на святыню.
– На Иисуса тоже подняли руку – и ничего. А уж сколько за человеческую историю разрушили святынь… Так что никаких проблем и тут не возникло. Зато она убивала сразу двух зайцев, во-первых, мстила человеку, который нанес ей глубокую душевную рану, которая? несмотря на годы, все никак не заживала, а во-вторых, перед ней открывалась возможность стать еще богаче, ограбив компанию. Что она и сделала, переводя деньги на счета фиктивных фирм, которые сама же и по открывала. А я выяснил, это почти миллион долларов. Я так думаю что ни она, ни наш славный авиатор больше в поселке никогда не появятся. Скорей всего они давно наметили маршрут, по которому собираются отправиться в долгое путешествие.
– Невероятно, невероятно! – воскликнул Гессен.
– А, по-моему, вполне заурядная история. – Я вдруг замолчал, так как мне на ум пришли сразу несколько очевидных мыслей, Было даже странно, что они посетили меня только сейчас. – Я извиняюсь перед вами, Генрих Оскарович, но вынужден вас огорчить. Я не поеду встречать немцев, довезу вас до города, а там вы возьмете такси – и на аэродром. Мне надо успеть сделать одно важное дело.