Баловень судьбы

Довиль и рождение «Мужчины и женщины» имели место всего несколько дней тому назад, а я уже стою во главе потрясающей творческой группы: Жан Луи Трентиньян, Пьер Юттерховен, Франсис Лей и… Пьер Барух, который согласился написать песни для фильма. Машина запущена. Жарко. Мы с Франсисом Леем сидим на его кровати; огромная перина образует над нашими головами подобие циркового шапито. Он придумал эту кустарную систему звукоизоляции, чтобы не раздражать соседей. Соседи по его крохотной квартирке в доме на Монмартре склонны жаловаться, если он играет слишком громко. Пока я обливаюсь потом, слушая его, он проигрывает мне больше дюжины музыкальных тем, какие подготовил для меня. Все они великолепны. Однако ни одна полностью мне не подходит. Я представляю себе эту тему некоей народной мелодией, чем-то в точности соответствующей тем образам, которые я держу в голове. Время идет, но дело никак не ладится.

— Ничего, — говорю я с отчаяния, — мы все равно найдем…

— Зайди завтра, — предлагает Франсис, — я успею кое-что приготовить…

Я уже взялся за ручку двери, когда он меня останавливает:

— Подожди… У меня есть еще кое-что, но я… не вполне уверен, что это подойдет.

Я снова сажусь на кровать.

— Не важно. Сыграй все-таки…

И Франсис Лей играет мне музыку к фильму «Мужчина и женщина». Я узнаю ее с первых нот. Это как песня, которую ты давно знал, но забыл. Это музыка и пронзительная, и грустная, и ритмичная. Она похожа на море… На двух людей, которые полюбили друг друга на пляже, а расстались на перроне вокзала… Это мой фильм звучит из аккордеона Франсиса. Часами он повторяет до бесконечности тему фильма, варьирует ее, модулирует, придумывает варианты. В эту ночь пляж Довиля заигрывает с мостовой Монмартра.

— А кого вы думаете взять на женскую роль?

Вопрос Жана Луи Трентиньяна воскрешает во мне одно воспоминание. Это было несколько недель назад в Обервиле, в Нормандии. Моя мать, после смерти отца получившая в наследство домик, где мы проводили семейные каникулы, прекрасно сервировала стол. Это естественно: она пригласила на обед своего взрослого сына. Но она принимает также кинозвезду, настоящую, сошедшую с экрана. Роми Шнайдер собственной персоной.

У меня зародился замысел «Мужчины и женщины», и я уже рассказал о главных линиях моего будущего фильма нескольким людям, чье суждение для меня важно. Среди них и мой друг Жак Вильдьё. Тот, выслушав мою историю, подсказал мне предложить женскую роль Роми, которую он знает благодаря Алену Делону. Поскольку я в Довиле, а Роми тоже где-то в этом районе, я пригласил ее приехать на обед к моей матери. Она любезно приняла приглашение. Я думал, что семейная атмосфера сделает нашу встречу более приятной. Я ошибся. Едва сев за стол, Роми мне заявила:

— В «Кайе дю синема» они не слишком вас жалуют!

Мне трудно что-нибудь возразить. Затем, прежде чем я успел рот открыть, Роми дает по мне залп уничтожающих критически замечаний, которые вычитала в упомянутом журнале. Можно подумать, что она выучила их наизусть специально для этого обеда. У меня просто дыхание перехватило. Наконец она с таким видом, будто хочет избавиться от обузы, просит меня рассказать сюжет моего фильма. Теперь у меня пропало желание рассказывать ей мой фильм. Поэтому я в нескольких фразах, кое-как излагаю Роми более или менее непродуманный сценарий, не вкладывая в него почти никакого восторга, желая окончательно убедиться, что она не захочет в нем сниматься. По крайней мере в этом отношении моя уловка удалась. Мы с Роми Шнайдер сможем говорить, что проморгали друг друга.

На вопрос Жана Луи я, ни на секунду не задумываясь, отвечаю:

— Анук Эме.

О ней я подумал сразу. Она всегда казалась мне идеальной для этой роли, даже когда я встретил Роми. Наверное, это моя мания — желание достигнуть «недоступной звезды». Ибо именно такая она и есть: совершенно недосягаемая кинозвезда. Во всяком случае, для меня. Знаменитая во Франции, она еще больше знаменита в Италии, где регулярно снимается, в частности, у Федерико Феллини. Я слегка надеюсь на то, что Трентиньян попросит меня успокоиться и поможет мне вернуться к более скромным желаниям.

— Забавно, что вы сказали мне о ней, — ответил он. — Именно она самая близкая моя подруга. Хотите, я позвоню Анук, чтобы от вашего имени предложить ей роль?

Хочу ли я? Еще как! Очевидно, что «Мужчина и женщина», конечно же, будет прекрасный фильм… если я смогу его сделать. Жаль, в ближайшем будущем я обречен на то, что меня превратит в отбивную один тевтонский гигант.

НЕРВ ВОЙНЫ

— Господин Лелуш, я звоню по поводу того немецкого клиента, из Саарбрюккена.

— И что?

— Вам известно, что он уже два года должен нам двадцать тысяч франков?