Баловни судьбы

— Не знал? Тебе еще учиться и учиться. Я тебе кое-что расскажу. Не обязательно ведь всякий раз, когда тебя отпускают, в кино ходить, верно? Разве нет других развлечений?

— Да, да, конечно.

Клэс посмотрел на него. С любопытством, почти так же, как смотрела брюнетка, потом засмеялся, почти так же, как она, и стал наблюдать, что делается у стойки. Там было уже пусто, да и вообще, среди дня сюда мало кто приходил.

— Ну ладно. — Он поднялся. — Все допил?

— Немножко осталось, сейчас допью.

— Да я не о том, не суетись, еще закажем.

— Да... но...

Разве мы не домой? — хотел он сказать. Скоро все закроют, а нам ведь... помнишь, ты обещал, насчет лекарства... Аннерс, конечно, сволочь, но...

И все же ничего этого он не сказал. Клэс подошел к слойке, перекинулся парой слов с брюнеткой и вернулся с бутылкой пива.

— Держи, это тебе. Я скоро вернусь, а ты давай не скучай здесь.

— Да, но... — снова начал он, и Клэс нетерпеливо наморщил лоб.

— Спокойно, старик, все в ажуре.

Клэс не спеша вышел из зала, а чуть погодя вслед за ним в ту же заднюю дверь скользнула брюнетка. Он пил пиво, курил и думал: так вот, значит, что это такое — ездить с Клэсом в поселок. Потом вспомнил о лекарстве, которое уже давным-давно нужно было получить, и снова ощутил, как ребенок доверчиво обнимает его за шею, прижимается к нему своим маленьким, крепким тельцем. Ну и свинство. Долго он там намерен торчать?

Блондинка осталась одна, впрочем, и работы у нее было немного. Компания, которая появилась в кафетерии после них, уже ушла. Девица убрала со стола, протерла его тряпкой, постояла в нерешительности и, взглянув на Тони, подошла к нему. Забрала пепельницу, вытряхнула ее в ведро, принесла обратно и встала у стола.

— Тебя Тони зовут, да?

— Да, — сказал он.

— Красивое имя. — И, не получив ответа, спросила: — А ты так не считаешь?

— Не знаю, — промямлил он. — Никогда об этом не думал.

— А меня Алис зовут.

— Вот как, — сказал он.

Она слегка улыбнулась.

— Мог бы хоть сказать, что у меня тоже красивое имя, если уж ничего другого придумать не можешь.

— Ну да, конечно, — заерзав на стуле, буркнул он, отпил большой глоток и глубоко затянулся.

Она оставила его в покое, вернулась к стойке и, не обращая больше на него внимания, прислонилась к полке с сигаретами. А Клэс все не возвращался. Не шел и не шел. За окнами проходили люди, шли домой с работы или из магазинов, а эта сволочь сидит теперь дома и напрасно ждет свое лекарство. Все-таки кто же первый решил, что он сволочь? А ребята в интернате сидят сейчас возле стены, ждут ужина и страшно завидуют ему, ведь он поехал с Клэсом в поселок. Какое же все это дерьмо!

Он пролил немного пива на серую крышку стола и теперь машинально водил в лужице пальцем. Точно так же, как в свое время в Тьёрнехойе бесконечно долгими часами водил пальцем по запотевшему оконному стеклу, стоя на коленях на скамейке. Пока его не заставляли прекратить.

— Ну что, пошли?

Он увидел перед собой довольную белозубую ухмылку Клэса. Брюнетка снова заняла место за стойкой, в помещение вошли несколько посетителей и направились к столику с подносами. Блондинка села за кассу.

Он поднялся.

— Нужно скорей лекарство получить, мы же обещали, — быстро сказал он.

— Что еще за лекарство? — спросил Клэс.

— Аннерс просил, разве ты не помнишь...

Улыбка исчезла, и лицо Клэса стало совершенно непроницаемым. Точно маска с неестественно узкими щелочками для глаз.

— Знать не знаю ни о каком лекарстве. Никто мне никакого рецепта не давал. Поехали!

— — —

Он прошел через все мыслимые стадии ожидания. Короткие вечерние часы показались ему такими долгими, точно длились не одни сутки.

Вначале он ждал спокойно, подсчитав, сколько времени им потребуется на дорогу туда и обратно, и даже щедро накинул им полчаса на то, чтобы, сделав дела, поболтаться по поселку. Он коротал время, выдумывая различные причины их задержки, и все сидел на стуле, всматривался в пылающее лицо малышки и прислушивался к ее кашлю, ощущая трудное, прерывистое дыхание ребенка, как свое собственное.

Первый час он кое-как выдержал, но нетерпение его возрастало. Им овладело невыносимое беспокойство, заставившее его метаться по дому и заниматься бесполезными и ненужными делами, во всяком случае, они могли бы и подождать. Он высыпал окурки, но тут же достал из пачки новую сигарету и стряхнул пепел в только что вымытую пепельницу. Перебрал цветы, выкинул увядшие, тщательно помыл вазы, дрожащими руками разместил в них оставшиеся цветы и поставил на место. Потом аккуратно повесил в шкаф брюки и блузку Уллы, которые она бросила на кровать.

Подержал в руках одну из ее косынок, размышляя о том, что с этими косынками связано что-то такое, с чем ему когда-нибудь непременно придется разобраться и чего сейчас он так трусливо избегал. Потом внезапно смял косынку и швырнул на дно шкафа.

Он то и дело выходил на дорогу, надеясь услышать шум мотора и увидеть на повороте машину, подходил к своему автомобилю, нерешительно брался за дверцу, собираясь поехать в поселок и разыскать их, и всякий раз вместо этого бегом возвращался к ребенку.