— Известно, во всяком случае, следующее: работу закончила в шесть часов и около половины седьмого ушла из парикмахерской, — сказал Стур, почесывая указательным пальцем под носом. — Вряд ли удастся установить, когда она вернулась домой. Но если она пошла прямо домой, то это заняло примерно двадцать минут. Если ехала автобусом, то десять минут или четверть часа. А если на велосипеде, то и все полчаса, по нынешним дорогам.
— Никто в салоне не знает, каким образом она добиралась до дому, — сказал Элг.
— Да. Именно так. Но в половине восьмого одна из соседок слышала, что Ильва Нильссон принимала душ: она пела в ванной.
— Да. А в девять часов другая соседка видела, как она снова вышла из дома, — добавил Элг. — После этого никто уже ничего не знает. Никто, похоже, не слышал, как она вернулась домой, и никто ее не видел.
— Странно, — сказал Маттиассон, — что не отзываются те, кто бы должен был видеть ее в тот вечер... последний вечер. Ведь ее портрет поместили в газете, казалось бы, кто-то должен ее узнать.
— Может, стоит собрать сведения о постоянных клиентах салона, — предложил Элг.
Стур посмотрел на него и кивнул.
— Тебе давно пора постричься, — сказал Карлссон.
— Правда? — с сомнением спросил Стур.
— В это время года у вас, видно, дела невпроворот, — сказал Стур.
— О да, — подтвердил владелец салона. — Но обычно наплыв во второй половине дня.
В салоне был только один посетитель, в третьем кресле от Стура.
— Такие височки вас устраивают?
Стур взглянул в зеркало.
— Да, — сказал он. — Значит, она проработала у вас три года?
— Ну вот, теперь займемся этими загадочными нападениями, — сказал Карлссон Маттиассону.
Они сидели у себя в комнате, каждый за своим столом.
— Да, опять Нюхем...
— И никаких следов. Разве не странно, что ни один из пострадавших не может дать вразумительного описания?
— Очевидно, потому, что все происходит слишком быстро. Пострадавшие не успевают прийти в себя.
Началось это с осени.
Пострадавшие — люди среднего возраста.
Нападения происходят по вечерам.
Ограбление при этом не имеет места.
Просто с десяток мужчин были избиты.
На женщин не нападают.
Только на мужчин, обыкновенных отцов семейства.
Все совершается очень быстро. Кто-то вдруг набрасывается сзади и наносит удар за ударом. В таком темпе, что жертва не успевает даже заметить, один человек на него напал или несколько.
Среди пострадавших отцы мальчиков Ваденшё, Мальма и Эдвалла. Все попытки расследования оказались безрезультатными.
Большинство нападений происходит в гаражах. Изредка на открытой стоянке или в подъезде.
И всегда поздно вечером.
— Можно подумать, тут действует какой-то псих, — сказал Карлссон, откладывая последний рапорт.
— Да...
— Но...
— Что?
— Да вот, мне пришла в голову одна мысль...
— Какая же?
Но Карлссон молчал.
— Так в чем дело? — нетерпеливо спросил Маттиассон.
Карлссон положил донесения на стол.
— Вот все двенадцать рапортов. Здесь, на столе.
— Ну и что? — спросил Маттиассон, начиная подозревать, что Валентин немножко тронулся.
— А вот что: меня вдруг осенило, что все жертвы нападения — отцы мальчишек, попавшихся на взломах квартир, кражах и ограблениях.
— Вот как?
Маттиассон вдруг оживился, встал, подошел и тоже заглянул в бумаги.
— Здо́рово, — сказал он, потирая подбородок. — Что бы это означало?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Как успехи? — поинтересовался Элг.
— Дохлый номер, — сказал Валл. — Взбеситься можно, сидя тут и названивая.
— Куда-нибудь дозвонился?
— Да. К ее отцу в Боксхольм, ее дяде в Иёнчёпинг и племяннику в Людвик.
— И все?
— Все! Сколько номеров, по-твоему, можно обзвонить за раз?
— Давай поделим, — предложил Элг. — Я возьму половину. Слушай, да ведь можно выяснить имена по местному телефонному справочнику.
— Как это?
— В конце справочника есть список абонентов в порядке номеров. По номеру можно установить, кому он принадлежит.
— А это мысль!
Элг присел на стол со справочником в руках.
— Начинай, — сказал он.
— 11-832...
— Бёрье Свенссон...
— В январе сравнялось бы три года, — сказал парикмахер.
— Вы не замечали, кто-нибудь проявлял к ней... ну, скажем, чрезмерный интерес?
Парикмахер хихикнул.
— Интерес к ней большинства клиентов был вполне чрезмерным, — сказал он.
— Как так?
Стур рассматривал его в зеркало. Довольно малорослый человечек с низким лбом, прямым носом и выступающими, как у кролика, верхними резцами. Он сутулился, под мышками у него были темные круги — видно, ему было жарко в нейлоновом халате. Но пальцы у него были легкие, прямо ласкающие.
Стур не любил такой тип людей.
— Она была красива, — продолжал парикмахер, ласковым движением убирая с уха Стура волоски, — у нее была прекрасная фигура. — Его руки описали в воздухе изгиб. — Думаю, большинству мужчин приятно, когда их стрижет девушка с нежными руками.
Да уж, наверное, приятнее, чем педик вроде тебя, подумал Стур.
— Значит, не было таких, кто проявлял бы к ней особый интерес?
— Нет, как я уже сказал другому констеблю...
— Инспектору уголовной полиции.