Баловни судьбы

«Просто ты чересчур над ней трясешься. Кончится тем, что ты ее совсем замучишь своими ласками. И потом, разве трудно в случае чего вызвать врача?»

А час или полтора спустя, когда он стоял с дочкой на руках и Улла уже садилась в тещину машину: «Так, ну ладно...»

Холодное прощание. И безнадежно тоскливый вечер накануне.

Он поменялся дежурством — разрешение ему дали с таким видом, словно никого не интересовало, придет он или нет, — так что субботний вечер он освободил, наивно полагая, что хотя бы в этот, последний перед отъездом вечер она будет с ним немного поласковее. Он не знал, что теща должна приехать уже в субботу, не помнил, чтобы об этом шла речь. Но она-то наверняка знала и ни капли не удивилась, когда красный «фиат» подкатил к дверям. Просто вышла на кухню и поставила разогревать овощное рагу.

Теща была деланно любезна и пыжилась доказать, что не держит зла за его поведение в прошлый раз, но в ее потугах на великодушие и снисходительность сквозило высокомерие. Она ужасно утомляла: посмотрите, какая я, я ведь обо всем полностью забыла. Мало того, когда сели ужинать, она с громким стуком поставила на стол бутылку вина — в знак примирения. Вина этого оказалось недостаточно. Его быстро выпили под смех и анекдоты, которые он, не придумав ничего лучше, принялся возбужденно рассказывать, чем пару раз заставил тещу громко расхохотаться, а Уллу покачать головой:

«Ну, перестань же, наконец, перестань».

Все это напоминало тот вечер, когда он впервые появился в доме Уллиной матери и, готовый от смущения провалиться сквозь землю, болтал не закрывая рта и совсем заговорил Уллу. А потом, когда они уже сидели вдвоем у него и чувствовали себя в безопасности, Улла, смеясь, притянула его к себе и сказала, что он был бесподобен и мама наверняка в диком восторге, но только он выступал совсем не в своем амплуа.

Все почти как тогда, с той лишь разницей, что сегодня он не был в ударе, просто предпринимал жалкие, вымученные попытки удержаться на краю пропасти и не сорваться снова на глазах у этой чужой бабы, которую вынужден терпеть целый вечер. Тот вечер, когда, он надеялся, Улла будет с ним поласковее, хотя бы из приличия, хотя бы потому, что уезжает от него.

Однако бутылки вина было явно маловато, чтобы продолжать комедию, а больше спиртного в доме не нашлось. Не осталось даже тещиного «Дюбонне», только в кухонном шкафу чуточку виски, правда, не было минеральной. Когда он вошел в комнату с бутылкой и тремя стаканами, они уже убирали со стола, и Улла сказала, что пить не будет.

«Поставь, пожалуйста, бутылку на место».

Он глупо улыбнулся и стал объяснять, что виски можно разбавить и водой из-под крана, так всегда делают в американских романах, не стоит из-за этого отказываться.

«И посуду не мойте, хорошо? Я завтра сам все уберу, когда вы уедете. Давайте просто посидим и отпразднуем наше великое примирение, ладно?»

«Нет, — сказала Улла и поставила воду для кофе. — Мама хочет кофе, да и прибрать нужно, и вообще, мне вовсе не улыбается напиться сегодня вечером, ведь завтра охать. Раз уж хочешь чем-нибудь заняться, пойди уложи Лену».

Малышка капризничала и плакала, а на кухне они дружно гремели посудой и убрали все, вплоть до чистых стаканов и бутылки со светло-коричневой жидкостью на донышке, Потом пили кофе, смотрели телевизор, и теща настояла на том, чтобы досмотреть убогую развлекательную программу. Когда телевизор наконец-то выключили, наступила тишина. Он снова пошел на кухню и возобновил поиски: видимо, она сунула эту несчастную бутылку куда-то в другое место. Он почти бесшумно отворил стеклянные дверцы шкафчика, осторожно поставил стаканы и бутылку на поднос, но теща приняла суровый вид и вдруг, слава богу, снова стала сама собой.

«Нет, спасибо, я вообще не пью виски».

И Улла: «Нет, Аннерс, спасибо».

Он сидел и пил виски в одиночку, но не пьянел по-настоящему, а они тем временем изучали расписание, выясняя, когда лучше выехать, чтобы наверняка успеть, и в конце концов решили лечь спать: ведь надо как следует выспаться перед отъездом. И когда он без особой надежды потянулся к ней в постели: «По правде говоря, тебе не кажется, что ты не очень-то хорошо вел себя вечером?»

И чуть позже:

«Вот уж действительно дурацкая идея: ставить кровати так близко. Может же человек иметь право спокойно поспать».

«Конечно...» — ответил он, отвернулся к стене и рассматривал ее до тех пор, пока не почувствовал, что Улла уснула.

Права человека и зеленые стены спальни. Зеленые потому, что она так захотела.

Зеленый, холодный цвет. Не тот теплый, желтый, который выбрал он.

А утром несколько суматошных часов, когда они без конца проверяли содержимое чемоданов: не забыли ли чего? И: «Во сколько вылет?» И: «Куда же подевались эти проклятые таблетки от воздушной болезни?» И: «Аннерс! Отнеси-ка чемоданы в машину». А малышка все это время слонялась среди взрослых и жалобно похныкивала. Он не выдержал и попросил Уллу посмотреть, что с ребенком.

Она повернулась к нему с помадой в одной руке и щеткой для волос в другой и тяжело вздохнула:

«Господи, как это на тебя похоже!»