Баловни судьбы

Он по-прежнему напряженно вглядывался в одну точку, так что в конце концов на глаза навернулись слезы. Нет, довольно хныкать, не из-за чего хныкать, просто такие вот, брат, дела. Ты точно такая же свинья, как все, и в тебе совсем уже не осталось прежней теплоты и нежности.

Хоть бы кто-нибудь из них поддержал меня, опять подумал он. Хоть бы кто-нибудь.

Он осмотрелся вокруг, словно искал пусть даже малую толику нерастраченной честности и неугасшей доброты. Отодвинул в сторону стакан, положил на стол руки и склонил на них голову.

Они правы: он самый ничтожный из ничтожнейших, и теперь ему хотелось только, чтобы можно было спокойно поплакаться. Никого он больше не любит — ни Уллу, ни ребят, ни Макса, ни Сусанну. Ни самого Аннерса.

И никакого ему нет дела до раздавшихся в прихожей звуков, ведь к нему никто не заходит. И никакого дела до быстрых шагов по комнате и тяжелого дыхания за спиной. Но все-таки он поднял голову и увидел запыхавшегося, с испуганными глазами Тони.

— Что случилось? — спросил он, невольно заражаясь страхом. — Что случилось, Тони?

Никому он теперь не в силах помочь, да и желания помогать нет никакого, но придется. Он поднялся, шагнул к охваченному ужасом парню, и тот отпрянул назад. Когда же Тони наконец смог заговорить, в голосе его послышались хриплые, прерывистые нотки.

— Увози ребенка, увози свою проклятую дочку, уезжай к чертовой матери! — Голос сорвался. — Уезжай к черту!

Подросток повернулся и кинулся прочь.

Он тоже побежал. Ноги сами несли его. Руки неожиданно задрожали, и он неловко взял дочку, поднял ее, выронил в кроватку, потом снова поднял и крепко прижал к себе. Он открывал двери плечом и захлопывал их ударом ноги. Рванул дверцу машины, осторожно уложил девочку на заднее сиденье и нервно заплакал, когда не смог сразу попасть ключом в замок зажигания и завести автомобиль.

Дорога покачивалась перед глазами, исчезая под колесами, мелкие камешки стучали по дну, но постепенно он успокаивался и вел машину все увереннее. Он включил дворники, и с ветрового стекла исчезли капли дождя. Посмотрев в зеркало, убедился, что в темноте сзади никого нет, и прибавил скорость.

Наверно, что-то интересное показывают по телевизору, и все сидят дома, подумал он, когда, въехав в поселок, спьяну резко вильнул через всю улицу. И это была единственная осознанная мысль, пришедшая ему в голову за время пути.

Словно старая вьючная лошадь, машина сама нашла нужную улицу и дом, где жила нянька и откуда он несколько часов назад забрал ребенка. Он как должное воспринял свет в окнах и незапертые двери, которые открыл, снова помогая себе локтями и плечами. Со спящим ребенком на руках он пошел на звуки, и точно — по телевизору шел американский фильм. На экране стройные, красивые люди со стандартными улыбками на лицах и стаканами в руках изображали участников вечеринки. Женщина, что обычно присматривала за малышкой, и ее муж, удивительно, словно пара близнецов, похожие друг на друга, шагнули к нему и остановились, точно связанные неразрывными узами. А он как-то сразу ощутил царивший в комнате безмятежный покой. Диван, на котором они сидели, до того отчетливо запечатлелся в его сознании, что он надолго запомнит эти желто-черные клетки и будет вспоминать их, даже когда кошмар этого вечера исчезнет из его памяти.

Он протянул им девочку.

— Можно она переночует у вас сегодня? — услышал он собственный голос. — Ее хотели похитить.

Они разом заговорили, а ему казалось, он слышит какой-то гул, сквозь который прорываются лишь отдельные слова, вроде «полиция», «присядьте», но он только качал головой, потому что ему еще предстояло заняться каким-то другим, более важным делом. Внезапно, будто его что-то ударило, он вспомнил о Тони и только теперь подумал, что следовало взять его с собой.

— Если вы только согласитесь оставить ее на ночь... — быстро сказал он. — Мне нужно торопиться, там еще один ребенок.

Он поспешно выбежал из дома и на обратном пути старался гнать машину на полной скорости, сознавая, что все равно едет недостаточно быстро.

Только за поворотом, увидев, что на вершине холма неясно обозначились белые стены интерната, он сбавил скорость. Почти напротив входа в сад Макса и Сусанны желтый свет фар выхватил из темноты какой-то бесформенный предмет на дороге. Он склонился, бережно поднял его и так же бережно донес до дверей Сусанны.

Сусанна вскрикнула, прижала руку ко рту и, всхлипнув, закусила губу.

— Вызови «скорую», — попросил он. — Я сам с ним поеду.

Ноги его задрожали, и он медленно опустился на ступеньки, все так же держа на руках свою тяжелую ношу. Кровь заливала ему одежду. Опьянение прошло, и он чувствовал только печаль, боль и благодарность. Он сидел, обнимал подростка, и казалось, это подросток обнимал его и поддерживал, а когда пришла «скорая», помог ему подняться на ноги.

К. Анре Блом БАЛОВНИ СУДЬБЫ