Строился теплоход в качестве лесовоза для Черноморского пароходства с припиской к Одессе. В ходе постройки судно сначала нарекли «Ураллес», а затем «Мурмансклес». Однако после спуска на воду оно было переименовано в «Карл Лепин» и носило это имя до 1938 года, когда Лепин был разоблачен как троцкист и враг народа. После этого по коллективной и единодушной просьбе экипажа, поддержанной парторганизацией пароходства, теплоходу была оказана высокая честь нести на своем борту имя железного наркома Николая Ежова. После расстрела последнего в 1939 году судно стало называться «Иван Папанин» в честь знаменитого полярника, который даже на плавучей льдине не расставался с именным чекистским маузером.[12]
Когда капитан Смирнов прибыл на борт «Ивана Папанина», переоборудование теплохода уже практически закончилось: корпус и надстройки были выкрашены в шаровый цвет, вокруг радиорубки и мостика установили броневые щитки, а на носу нарисовали номер 505 (ВТ-505).
Первой крупной транспортной операцией военного времени на линии Ленинград-Таллинн явилась эвакуация огромных таллиннских продовольственных складов в Ленинград. Вместе с другими крупнотоннажными транспортами: «Луначарский», «Тобол», «Аурания», «Выборг», «Лиина» и «Мария» — «Иван Папанин» включился в перевозку продовольствия в Ленинград.
Через минные поля, которые с каждым днём становились все обширнее и плотнее, транспорты везли в Ленинград продовольствие и раненых, отбиваясь от участившихся налетов немецкой авиации.
7 августа, когда немцы вышли к побережью Финского залива, «Иван Папанин» находился в море, держа курс на Таллинн.
Там он и был задержан командованием КБФ на случай сбора на главной базе флота гарнизонов Ханко и Моонзундского архипелага...
На мостике «Ивана Папанина», тщательно вглядываясь в темноту, находился весь комсостав теплохода: капитан Смирнов, его старший помощник Масловский и второй помощник Аргановский.
Величественно-громоздкий, как и подобает идущему порожняком лесовозу, с массивными грузовыми стрелами в носовой и кормовой части, с надстройкой на миделе, увенчанной прямой широкой дымовой трубой, «Иван Папанин» малым ходом шел к назначенному месту в Купеческой гавани. Несмотря на наличие на мостике всего комсостава теплохода, команду на руль отдавал молодой старший лейтенант, назначенный на «Иван Папанин» приказом адмирала Трибуца на должность «военного команданта» транспорта. От этих молодых офицеров почти целиком зависело выполнение первого этапа плана адмирала Трибуца — быстрой погрузки на суда.
04:20
Небо на востоке начало сереть, когда старший лейтенант Ефимов повел свой тральщик «Патрон» к темнеющему вдали острову Аэгна, где было намечено место сбора двух дивизионов базовых тральщиков.
Над морем и над городом поднимался рассвет, снимая покров темноты с Таллиннской бухты, буквально забитой кораблями и судами всех типов и классов. Сновали буксиры, дымили огромные транспорты, медленно продвигаясь в отведенные для них места по диспозиции дня.
По рейду пронесся гром: крейсер «Киров», дождавшись первых заявок от своих корректировщиков, ахнул по немцам из всех девяти орудий главного калибра. Эскадренные миноносцы на полных ходах проскакивали через всю эту круговерть пароходов и пароходиков, с задранными вверх орудиями, готовясь к открытию огня. И всё это находилось в постоянном движении. Город горел. Дым пожаров тянулся вверх, полз над домами, над древними башнями, над стенами Вышгорода. Из-за горящих городских кварталов возобновила огонь немецкая артиллерия и первые столбы от падающих снарядов начали подниматься на рейде.
С рукой на перевязи Ефимов стоял на мостике. Рядом с ним, раненные и перебинтованные, находились: рулевой старшина Бойцов и сигнальщик Большаков.
Задувал сильный ветер с норд-веста, моросил дождь, по рейду гуляла крупная волна. Ефимову стало ясно, что план командующего флотом, о котором командир «Патрона» узнал на совещании у адмирала Ралля, вряд ли удастся осуществить из-за разыгравшейся погоды. Тральщики с выставленными тралами просто не выгребут против такой волны.
И не похоже, что погода вскоре изменится к лучшему.
05:15
Сержант Васильев — командир роты 3-го батальона 186-го стрелкового полка — пересчитал своих людей. Их было 16, как и накануне. Никого даже не поцарапало. Орудия старшего сержанта Кузьмина тоже оставались в полном порядке. Правда, боезапас был на исходе. А вот моряков фактически не осталось.
Ночью, когда немцы насели на их позиции в монастыре, что господствовала над Нарвским шоссе, моряков бросили в контратаку. Немцы после этого надолго успокоились, но из моряков ближе к рассвету вернулось только трое. Они были хмурыми и неразговорчивыми, но принесли с собой несколько пачек трофейных немецких сигарет. Сигареты были страшное дерьмо, но махорка у всех давно кончилась. А тут какое-никакое, а курево.