Балтиморская матрёшка

А стажер дошел до главного цеха, где ядерные боеголовки заряжают плутонием, и видит, что цех поделен надвое. В одном углу рабочие заряжают боеголовку плутонием, подвозят ее к проверочной комиссии, там ставят галочки в документах, пломбируют изделие, везут на выход… а на выходе двое людей в комбинезонах накидывают на боеголовку белый, в оранжевых печатях, чехол, и везут назад, в другой угол. Там за ширмой из бело–оранжевой ткани целый рой людей в комбинезонах. Они только что собранную боеголовку разбирают, свежий плутоний вытаскивают, на его место ставят чушки из обедненного урана, собирают, и вот теперь уже вывозят за пределы цеха. А плутоний упаковывают отдельно, в бело–оранжевые контейнеры, и везут к другому выходу…

Тут уж до стажера дошло, что это не розыгрыш. Он начал кричать, руками махать, хватать рабочих — что вы делаете?! Что тут, вообще, происходит?!

А рабочие на него — как на психа: «Люди в комбинезонах?.. Какие люди?.. Ты чего?..» А те, в комбинезонах, от дела отвлеклись, и на стажера нашего стали глядеть… С интересом… Потом между собой пошептались, и пошли на стажера.

Стажер пытался убежать — но ведь их было много… Они шли на него со всех сторон… А рабочие стояли и только смотрели на него странно. Будто он указывает на пустой воздух перед собой, и все вопит: «Здесь чужие люди! Здесь чужие люди!..» Начал крутиться так, будто кто–то невидимый заламывал ему руки, и все кричал, чтобы на него не надевали халат с печатями… и тут рабочие перестали на него смотреть.

Вдруг начали озираться, будто что–то потеряли из виду. Стажеру показалось, в их глазах наконец–то стало проясняться, и…

Лис замолчал.

— И?.. — едва слышно выдохнул Пацак.

— В этот момент по громкой связи заиграла мелодия, на весь цех. Рабочие замерли. А когда мелодия доиграла, все только терли лбы и хлопали глазами — будто их выдернули с кровати посреди сна.

— А потом?

— А потом пожали плечами. Каждый подумал: что это за наваждение с ним было? И все вместе пошли дальше работать.

— А стажер?!

— Что — стажер?

— С ним–то что дальше было?!

— А кто знает? С завода он куда–то пропал, в общежитие не вернулся… Больше его не видели.

Минуту Пацак неуютно сопел в темноте, потом пропищал:

— Лис… Скажи, что ты это выдумал?.. Ведь так же не бывает, да? Люди не могут не замечать того, что у них перед глазами…

— Да ну? — хмыкнул Лис. — Увы, Пацак. Мозг постоянно себя обманывает. Закрой левый глаз, и смотри только правым — ты видишь дырку в изображении мира?

— Дырку?..

— А ведь она есть, это дырка…

— Дырка?.. Нет! У меня — нет, Лис! Точно!

— Мозгов у тебя нет! А дырка — есть…

— Но ведь ее можно заметить, — сказал Туз. — Какой–то король играл на скучных советах, «рубил» головы министрам.

— После того, как ему рассказали о такой возможности. Если точно знаешь, где искать, можно найти. А если не знаешь?

— Лис, Туз! Вы, вообще, о чем?.. — настороженно пробормотал Пацак.

— О слепом пятне, дитя стеклянной соски! О чем же еще?!

— О каком–каком пятне?..

Рыча от досады, Лис выволок Пацака в коридор и показал на натуре, как рубить лампочки взглядом.

Пораженный Пацак мычал и блеял, даже когда Лис оставил его и вернулся в каюту.

— Вот тебе, Туз, и живой пример. Это при том, что вот этого вот должны были учить в школе и арифметике, и биологии. А миллиарды людей умирают, так и не узнав, что в их глазу есть «слепое пятно», и зрительная кора обманывала их всю жизнь, домысливая на месте этой дыры то, что там должно было бы быть… Заметь, Туз, это еще на уровне харда и драйверов. А сколько таких дыр должно быть на уровне софта и настроек?

— Их может вообще не быть! — огрызнулся Туз.

— Да? А второй рисунок Диснея помнишь?

— С Бушем? — сунулся в каюту Пацак. — У меня от него до сих пор мурашки, от его улыбки…

— Не от улыбки! Не Джоконда… Я понял, в чем прикол.

Лис снова вышел в коридор. На этот раз мы все сгрудились над рисунком.

— Вот смотри, Туз. Что ты тут видишь?

— Ну Буша я тут вижу, чего еще я могу видеть!

— Только?

— Да! Только!

— А вот у Пацака, наверно, раздвоение личности. Одна из частей его мозга видит еще кое–что, только не может внятно сообщить… Потому Пацаку и не по себе…

Лис перевернул лист и поднял его над собой. Так, чтобы свет лампы проходил сквозь портрет.

Бумага плохо пропускала свет, рисунок с обратной стороны было едва разобрать… и он был совсем другим.

— При смене контраста… — выдохнул Батый. — Вот зачем понадобилось так густо штриховать…