Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

Однажды, отправившись во «Французский театр» и не в силах выйти из коляски, Бальзак вынужден был попросить Арсена Уссе – тогдашнего директора «Дома Мольера» – спуститься к нему… «Напуганный смертельной бледностью Бальзака, – рассказывает Арсен Уссе, – я обещал исполнить все, о чем он меня просил». В июле состояние больного не улучшилось. В начале августа приступы стали более частыми и сильными; лекарства уже не оказывали никакого действия на его изношенное тело и не могли отсрочить наступления агонии. Близкие и друзья романиста вскоре поняли, что он обречен. Сам он не догадывался о серьезности своего положения: г-жа де Бальзак искусно скрывала от него правду и поддерживала в нем надежду. Да и разве мог он умереть, не завершив великого дела своей жизни – «Человеческую комедию»? Так он был далек от мучительных мыслей о приближающемся конце. Тем не менее однажды он решил выпытать у врача всю правду о своем состоянии. Вот как описывает Арсен Уссе, часто навещавший в ту пору знаменитого больного, перипетии последнего разговора Бальзака с его врачом. Я приведу этот разговор дословно: любые комментарии ослабили бы производимое им впечатление. Этот патетический диалог – словно развязка волнующей драмы. «Доктор, – сказал Бальзак. – Я хочу знать всю правду. Вы – князь науки. Ваше уважение ко мне обязывает вас ничего от меня не скрывать. Послушайте; я вижу, что болен серьезнее, чем думал, я чувствую растерянность. Я тщетно пытаюсь возбудить аппетит с помощью воображения – все внушает мне отвращение. Как вы думаете, сколько времени я смогу еще прожить?» Врач безмолвствовал. «Доктор, неужели вы принимаете меня за ребенка? Повторяю вам еще раз – я не могу умереть как простой обыватель. Такой человек, как я, должен написать завещание читателям». Слово «завещание» отомкнуло уста врача. Если Бальзак должен был написать завещание читателям, ему следовало также подумать о завещании своей семье, своей жене. «Мой дорогой больной, сколько времени вам нужно для того, чтобы сделать все необходимое?» – «Шесть месяцев», – ответил Бальзак с видом человека, который хорошо все взвесил. И он пристально посмотрел на врача. «Шесть месяцев! Шесть месяцев!» – повторил тот и отрицательно покачал головой. «А! – горестно воскликнул Бальзак. – Я вижу, вы не даете мне шести месяцев… но дадите вы мне по крайней мере шесть недель?.. Шесть горячечных недель – это еще целая вечность. Часы станут днями… Да и ночи не будут потеряны». Врач снова отрицательно покачал головой. Бальзак приподнялся, – казалось, еще немного – и он возмутится. Считал ли он, что врач, как шагреневая кожа, обладал властью удлинять или укорачивать его дни? Врач, слишком серьезно отнесшийся к настойчивым требованиям своего больного, решился наконец сказать правду. Охваченный тревогой Бальзак собирал все свои душевные силы, чтобы быть достойным этой правды. «Как! Доктор, я уже конченый человек? Но, слава богу, я чувствую, что у меня есть еще силы для борьбы. Впрочем, у меня есть также и мужество смириться – я готов подчиниться судьбе. Если ваш опыт вас не обманывает, не обманывайте и вы меня. На что я еще могу надеяться? Дадите вы мне шесть дней?.. Шесть дней! – повторил Бальзак. – И я намечу в общих чертах то, что мне оставалось сделать; мои друзья поставят точки над “i”. Я успею быстро просмотреть мои пятьдесят томов. Я вырву неудавшиеся страницы и отмечу лучшие. Человеческая воля творит чудеса – я могу сделать бессмертным созданный мною мир. Я отдохну на седьмой день». В его взгляде было почти столько же муки, сколько в сопровождавшем этот взгляд вздохе. С той минуты, как Бальзак начал задавать свои ужасные вопросы, он постарел на десять лет. Он не находил больше слов, чтобы расспрашивать врача, который не находил слов, чтобы отвечать. «Мой дорогой больной, – произнес наконец врач, пытаясь изобразить улыбку – профессиональную улыбку, – кто в этом мире может поручиться даже за час? Тот, кто сейчас хорошо себя чувствует, может умереть раньше вас. Но вы хотите услышать правду; вы говорили о завещании вашим читателям…» – «Итак?» – «Итак, это завещание читателям нужно написать сегодня. Впрочем, вам, быть может, следует написать другое завещание – не нужно ждать до завтра». Бальзак приподнял голову. «Значит, у меня есть только шесть часов?!» – с ужасом воскликнул он. И снова упал на подушку. Последняя фраза врача была равносильна смертному приговору. Сразу же вслед за этим началась агония автора «Человеческой комедии». Он умер на следующий день, 20 августа 1850 года. Он хотел знать правду – эта правда, неосторожно открытая ему человеком науки, ускорила его кончину{603}.

Приложение 8 В. Гюго Смерть Бальзака

18 августа 1850 года жена моя, навестившая днем г-жу Бальзак, сообщила мне, что Бальзак при смерти. Я поспешил туда.