Бальзаковские женщины. Возраст любви

«Но, увы, у бальзаковского „Кромвеля“ нет особых надежд оказаться шедевром. Не знающий своего внутреннего пути, не ведомый опытной рукою, неофит избрал ложный путь. Не могло быть ничего, столь несоответствующего строптивому таланту двадцатилетнего юнца, еще не знающего света и условностей сцены, чем сочинение трагедии, а тем более трагедии в стихах».

Но юный Бальзак этого не знал, и к январю 1820 года его «Кромвель» в общих чертах был готов, а в апреле молодой человек появился в родительском доме — с рукописью в чемоданчике и с намерением огласить ее. Настало время решить сакраментальный вопрос: обрел мир нового гения или нет?

Семейство ожидало своего отпрыска с нескрываемым любопытством и нетерпением.

Финансовое положение семьи за это время несколько улучшилось, и в доме воцарилось более благодушное настроение, чем раньше. Связано это было с тем, что Лора, любимая сестра Оноре, как мы уже знаем, вышла замуж за месье де Сюрвилля. Несомненно, на всех произвело впечатление и то неожиданное обстоятельство, что Оноре выполнил свое обязательство и при этом не задолжал ни единого су. Что бы за этим ни последовало, это доказывало, что юноша обладал характером и незаурядной силой воли.

С. Цвейг пишет:

«Готовая рукопись в две тысячи стихов! Уже одно количество исписанной бумаги свидетельствует о том, что он нисколько не лентяйничал, что не пустая блажь заставила кандидата в нотариусы пренебречь солидной карьерой».

Чтению, которое должно было показать, является ли Бальзак настоящим писателем, был придан характер семейного торжества. Гостиная была торжественно убрана. В креслах восседали исполненные ожидания Бальзак-отец, многоопытный потомок крестьян из Ля-Нугейрье, суровая мать, бабушка Софи Салламбье, сестра Лора со своим молодым супругом, восемнадцатилетняя сестра Лоранс и двенадцатилетний брат Анри.

По словам С. Цвейга, перед этой не слишком компетентной аудиторией за маленьким столиком сидел, «нервно листая рукопись своими белыми руками, на сей раз, в виде исключения, вымытый и принаряженный, новоиспеченный автор — тощий юнец двадцати одного года, с могучей, „гениально“ отброшенной назад гривой». Текст Бальзак знал наизусть, и его маленькие черные глаза с некоторым беспокойством посматривали то на одного, то на другого, то на всех сразу. Мать сидела поджав губы и явно была настроена против всего, что бы она ни услышала. Бабуля ласково улыбалась, сестры уставились в пол, а брат Анри, улучив момент, показал ему язык. Заметно робея, Оноре начал чтение: «Акт первый, сцена первая…»

Собравшиеся, конечно же, не были идеальными критиками зачитанного им произведения и не смогли толком ничего сказать, поэтому Эжен Сюрвилль, муж Лоры, предложил показать «Кромвеля» своему знакомому профессору Франсуа-Гийому Андриё, преподававшему литературу в Политехнической школе и самостоятельно сочинявшему незамысловатые комедии. Чтобы услышать авторитетное суждение, мадам Бальзак с дочерью совершили паломничество в Париж и вручили аккуратно переписанную Лорой пьесу польщенному «специалисту», который охотно позволил себе напомнить, что он, собственно, сам является неплохим литератором и, уж во всяком случае, имеет право судить о качестве работы других.

После первого же прочтения профессор Андриё объявил произведение Бальзака практически безнадежным. На письменном столе лежал листок с его замечаниями, навеянными чтением «Кромвеля». Лора незаметно завладела этим листком и передала его брату. Там содержалось достаточно суровое суждение о его литературном таланте:

«Мне не хотелось бы отбить у Вашего сына охоту писать, но полагаю, что он с большей пользой мог бы употребить свое время, нежели на писание трагедий и комедий. Если он сделает мне честь и посетит меня, я сообщу ему, как, по моему мнению, следует изучать изящную литературу и какие преимущества можно извлечь из нее, не делаясь профессиональным поэтом».

Бальзак мужественно встретил этот приговор, он не дрогнул, не склонил головы, ибо не считал себя побежденным.

— Просто трагедия — не моя стихия, вот и все, — гордо объявил он.