Бальзам Авиценны

Федор Андреевич отозвал в сторонку Бессмертного и рассказал ему о разговоре с Нафтуллой, предложив поскорее отправиться на поиски Денисова, а потом, вместе с ним, пуститься в погоню за разбойниками Желтого человека, уходившими через перевалы в Афганистан. Урядник отнесся к затее офицера скептически:

– Не пойдет Денисов, да и казаки не пойдут. Куда нам? Чуть не тыщу верст махать по чужим-то землям! И чего вам, вашбродь, дался этот слепой старик?

– Карта и книга мне нужны, – объяснил Кутергин. – Ты понимаешь, что значит получить карту почти всей Азии?

И, вдруг решившись, он неожиданно для самого себя выпалил:

– Один пойду! Сговорюсь с караван-баши и пойду! Но карту и книгу добуду!

– Никак голову напекло, вашбродь?! – встревожился Кузьма. – Охолоните малость!

Не слушая его, Федор Андреевич нашел тонкую щепку, заострил ее, развел в пиале немного золы от костра и капнул в нее сока граната, которым угостили русских караванщики. Развернув сверток с камнями, он отложил два для Нафтуллы и, немного подумав, взял еще пяток для себя. На лоскуте шелка он написал щепкой, макая ее в изготовленные чернила, письмо для Матвея Ивановича, одновременно считая его и своим завещанием.

Коротко сообщив о намерении вернуть подарок шейха, Кутергин распорядился продать камни, а вырученные деньги поделить на две половины: первую положить в банк на его имя, а вторую раздать казакам и солдатам, принимавшим участие в экспедиции, не забыв и семьи погибших. Выполнить поручение он просил самого Денисова и унтера Епифанова с помощью коменданта Тученкова.

Камни и лоскут шелка с письмом капитан вручил Бессмертному в присутствии Акима и объяснил им, что он хочет сделать. Урядник и унтер потрясенно молчали. Потом Аким вдруг медленно опустился на колени.

– Федор Андреич! Ваше благородие, Христом Богом молю: не ходи ты с басурманами! Опомнись, глянь кругом!

Вокруг гомонили пестро одетые караванщики. Поодаль на корточках сидел Нафтулла, посасывая тонкую трубочку. Медленно перетирали жвачку верблюды, ржали кони, весело перекликались, наполняя бурдюки, водоносы. А дальше простиралась великая и загадочная пустыня, за которой поднимались снежные горы.

– Пойду! – Кутергин махнул рукой, словно отрубил. – Спаси вас Бог!

Он поочередно расцеловался с Бессмертным, унтером Епифановым, Рогожиным и Самсоновым. Нафтулла наблюдал за этой сценой с равнодушным любопытством. Подойдя к нему, Федор Андреевич сунул в ладонь азиата камушек и предупредил:

– Второй отдам, когда приведешь к старику и его сыну. Они живы?

– Да, – кивнул купец. – Хочешь пойти с караваном? Тебя возьмут, если дашь камень караван-баши.

Он протянул руку, предлагая свои услуги посредника в переговорах, и, немного поколебавшись, капитан положил в нее маленький алмаз. Теперь у него осталось четыре камня.

Нафтулла резво вскочил и побежал к пологу, под которым отдыхал чернобородый. О чем там они шептались, осталось для русского тайной, но, вернувшись, купец подал Кутергину сверток с одеждой: сапоги, халат, рубаха, шаровары и мохнатая папаха. Все новое и чистое.

– Нельзя в этом. – Азиат показал на рваный мундир капитана. – Через час выходим.

– Так скоро?

– Караван-баши спешит, – уклончиво ответил Нафтулла.

Федор Андреевич направился к своим – перед разлукой хотелось в последний раз увидеть родные лица и поговорить на родном языке. Мимо торопливо пробежали несколько азиатов, вскочили в седла и с места приняв в карьер, помчались в пески. Капитан насчитав семь всадников, и каждый из них имел по две заводное лошади. Куда их понесло? Или это передовой дозор охраны каравана? Кстати, ни у кого из басурман Федор Андреевич не увидел винтовки.

Четверо русских уже готовились в дорогу. Платок привязали к сломанной пике и вручили Епифанову. Посылочку Кутергина спрятал за пазухой урядник. Он легко вскочил на коня и выехал первым, держа путь на закат. Проезжая мимо офицера, солдаты и казаки поочередно кланялись ему, но смотрели они уже сурово-отчужденно – в долгой дороге по пустыне им теперь придется рассчитывать только на себя, быстроту коней да оставшиеся два патрона. На линялую черную тряпку с зелеными разводами, привязанную к обломку пики особой надежды не было…

Хивинцы появились во второй половине дня, когда солнце уже начало клониться к закату и тени сильно удлинились. Усталые кони шли шагом, всадников разморило, они изнывали от жары и однообразия пейзажа – глазу русского человека, привычного к лесам, не за что зацепиться среди унылых песков, тянувшихся на многие сотни верст. А ну их совсем, эти пески, скорее бы хоть степь начиналась! Пусть солончаковая, но все же землица!

Подобно стае хищных птиц, басурманы держались в отдалении от жертв и описывали широкие круги, высматривая, как бы половчее ударить, чтобы покончить с делом разом: уже дважды они обламывали зубы и теперь хотели действовать наверняка.