«Как ни огорчительно, но я вынужден признать, что ты в очередной раз права, — ответил я, подумав при этом, что слова Барбары очень точно объясняют, отчего мои университетские коллеги-евреи чувствуют себя так скованно и неловко в моем присутствии. — Постараюсь, чтобы
МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ я получил письмо от некого Нормана Голдвассера, бывшего студента-психолога из моего университета. Он писал, среди прочего:
«…Хочу рассказать вам занимательную историю. Работая над диссертацией, я вынужден был использовать компьютер для накопления и обработки данных. Работа была трудоемкая, а консультанты, понятно, не очень-то горели желанием возиться с новичком вроде меня. Нашелся, однако, один, который изо всех сил меня опекал и даже оставался ради меня в лаборатории, хотя вовсе и не обязан был это делать. Короче, в один прекрасный день мы разговорились, и я спросил его, откуда он родом (внешность у него была азиатская).
Оказалось, что он родом с Тайваня. Естественно, я сказал ему, что у меня есть хороший знакомый, который долго жил на Тайване, и начал описывать вас. Он воскликнул: “Ну, как же, доктор Шварцбаум! Он был моим профессором на Тайване и помог мне перебраться сюда в университет. Как только я увидел вашу
Вы легко можете себе представить, как подействовали на меня его слова. Я вдруг понял, какое влияние могут иметь наши добрые дела на окружающих. Так что разрешите мне поблагодарить вас за то, что с вашей косвенной помощью я благополучно закончил свою диссертацию…»
Если бы я нуждался в подтверждении правоты своей «борьбы в защиту
Глава 2. Еврейская школа
НА ЗАСЕДАНИЯХ ПОПЕЧИТЕЛЬСКОГО совета Еврейской школы во главе угла постоянно стоял финансовый вопрос. Будучи новичком в совете, я тем не менее довольно быстро понял, что прямым следствием нелегких финансовых условий, в которых вечно находилась школа, неизбежно становится переплетение бюджетных проблем с проблемой уровня и даже характера образования.
Как мне разъяснили, финансовые трудности не были чем-то новым — они начались чуть ли не с первого дня существования школы.
Дневная школа была в свое время создана благодаря усилиям небольшой группы родителей, тесно связанной с нашей синагогой.
Остро неудовлетворенные уровнем еврейского образования в городе, эти религиозные евреи во главе со своим раввином открыли при синагоге еврейский начальный класс, в котором дети занимались круглый день. Эта крохотная «школа» — всего десять человек учащихся — скорее всего, навсегда осталась бы скромным начинанием нашей небольшой общины, если бы во всей стране не началось событие громадного социо-политического значения. Я имею в виду десегрегацию — то есть борьбу с дискриминацией национальных, прежде всего, «цветных» меньшинств в школах и университетах.
Ознакомившись с постановлением суда об интеграции в школах, родители-евреи получили на выбор три различные воспитательные возможности. Во-первых, они могли примириться с новой реальностью и приспособиться к ней (на практике это, кроме всего прочего, означало, что детей необходимо будет доставлять в школу на автобусах), в первую очередь — к существенному изменению самой школьной среды и уровня преподавания.
Существовала также вторая возможность — перевести детей в пригородные школы, за пределы городской черты, где процент цветного населения был ничтожен. Но многие семьи не могли позволить себе продать свои дома и переехать за город, так что и этот вариант не мог рассматриваться ими всерьез.
Наконец, можно было записать детей в частные школы по месту жительства. Существовало две разновидности таких школ: так называемые «христианские академии» — недавнее порождение американской школьной системы — и частные «подготовительные школы» старого типа.
В «христианских академиях» царил такой неприкрытый, навязчивый и крикливый протестантский религиозный фундаментализм, что даже самые ассимилированные еврейские семьи понимали, что эти школы не годятся для их детей. Зато «подготовительные» школы, в которых с давних пор учились дети из наиболее состоятельных семей, казались кое-кому вполне приемлемой альтернативой. Хотя и эти школы зачастую были связаны с теми или иными христианскими учреждениями, большинству евреев эта связь представлялась вполне невинной. Они считали, что посещение церкви — не такая уж дорогая плата за более чем существенное повышение уровня образования, получаемого их детьми, а заодно и своего социального статуса. Но тут возникало другое серьезное препятствие — фантастически высокая плата за обучение, которая была по карману разве что самым зажиточным еврейским семьям. Поэтому многие евреи, в принципе, готовые пойти на этот вариант, попросту не могли себе его позволить.