Бамбуковая крепость

В традициях национального единства и патриотизма кроются глубокие корни побед Вьетнама в освободительных войнах. Здесь всегда четко проходила грань между понятиями «мы» и «они». «Мы» — это вьетнамский народ, независимо от разницы между северянами и южанами и даже между социальными слоями. Нельзя сказать, что в 1979 году, всего через четыре года после объединения страны, все вьетнамцы были полностью единодушны в самых животрепещущих вопросах внутреннего развития страны. Социальная и морально-психологическая обстановка в условиях многих трудностей послевоенного времени была непростой. Но нация мгновенно сжалась в единый кулак перед китайской агрессией. Все остальное отступило на второй план. Если в годы войны против американцев большим тылом служил Север, то в дни китайского вторжения эту миссию начал брать на себя Юг.

Контакты со старыми и новыми колонизаторами расшатывали общину, резко и безжалостно обрубали корни, связывающие крестьян с деревней, порождали уродства, покрывали вьетнамское общество болезненными язвами. Но община выстояла. Один мой вьетнамский знакомый сказал, что американцы потерпели поражение во Вьетнаме именно из-за стремления принести сюда свою «цивилизацию», обратить людей в свою веру, заменить общину небоскребами, а культ предков — журналом «Плейбой».

Я вовсе не считаю идеалом неизменный мирок патриархальной крестьянской общины, отгороженный от внешнего мира живым бамбуковым забором, а современные города, дороги, заводы — злом. Совсем наоборот. В соседней Кампучии мне довелось увидеть своими глазами, к чему привело претворение в жизнь полпотовцами сумасбродной «теории аграризма» — разновидности маоистских «идей». Опустошение городов, истребление городского населения, рабочих, интеллигенции — передовой части общества — вернули страну к средневековому мракобесию, привели ее на грань национальной катастрофы. Во Вьетнаме такого не произошло. Уход части жителей перенаселенных городов Южного Вьетнама обратно в деревни был лишь необходимым исправлением результатов противоестественного процесса.

Американцам было трудно понять, почему их бомбардировки Ханоя в декабре 1972 года вызвали возмущение далее среди той сайгонской «элиты», которую они «защищали от коммунизма». Бесцеремонность ковбоя и прагматизм бизнесмена столкнулись с традициями «правильного поведения», уважения авторитетов и национальной старины. Ведь для всех Ханой олицетворял родную общину. Даже принятого в свой дом чужеземца Христа вьетнамец ставил на старый алтарь предков.

Да и не такой уж он неизменный, мир вьетнамской деревни. Об этом говорит тысячелетняя история освоения Юга; революционные перемены произошли и происходят в описанной здесь общине Нгуенса; старые отжившие традиции умирают сами собой; ремесленные кооперативы в деревне и в городе становятся промышленными предприятиями, а дети крестьян приходят на большие стройки и в цехи крупных современных предприятий, причем не придатками к автоматическим линиям, а творцами. Одним словом, развитие идет своим чередом. Вьетнам не подобен новому Гулливеру, опутанному нитями автомобильных магистралей, портов и промышленных предприятий. Он сам рождает их, постепенно, но уверенно; и, если самые крупные и современные объекты создаются не без помощи извне, он наполняет их организм своей плотью и кровью.

Только чуждое или преждевременное отбрасывается, не выдержав конфликта с восточной традицией, натолкнувшись на упругие бамбуковые стены. Но та же традиция отступает, когда речь идет о переменах, диктуемых внутренним ростом.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Ван Миеу — Храм литературы в Ханое

На каменных стелах, которые несут каменные черепахи — символ, вечности, высечены имена победителей конкурсов ученых мужей страны (Храм литературы в Ханое)

Символ Ханоя — древняя пагода на одной колонне

Восточные ворота старого торгово-ремесленного Ханоя

В рыбном ряду на рынке Донгсуан в Ханое

В послеполуденный зной на торговых улицах старого Ханоя редеют потоки велосипедистов. Лавки и мастерские закрываются от солнца циновками и парусиновыми полотнищами

Совсем рядом — шумные потоки городского транспорта, а на этой улочке старого Ханоя царит совсем домашняя атмосфера: улица — дом, а соседи — почти что родственники

Пагода Кео в провинции Тхайбинь построена в начале XII века и потом несколько раз перестраивалась. Несмотря на торжественный вид этого деревянного сооружения, его двор украшают по-домашнему деревенские арековые пальмы

Во многих деревнях дельты Красной реки плетут циновки из болотной сыти

Мост Тханглонг через Красную реку в Ханое строится с советской помощью. Вместе с вьетнамскими строителями здесь работают посланцы нескольких союзных республик СССР

На площади у кафедрального собора в Хошимине

Город Хошимин. Набережная реки Сайгон и сайгонский порт — один из двух самых крупных портов Вьетнама

Изрезанная реками, речками и каналами дельта Меконга — это не только рисовая житница, но и большая плантация кокосовой пальмы. Так выглядит одна из деревенских «улиц» в провинции Лонган

Старый крестьянин в дельте Меконга