Банан - это всего лишь банан

— Они во Франции. И сегодня бракосочетание. После этого вас и близко охрана к ней не подпустит.

- И вас, как мать, туда не пригласили? — саркастически ухмыльнулся Нильс.

— Я… я… — Амалия не знала, что сказать. — Я не захотела, — выпалила она.

— Последний раз спрашиваю, где Лина? Или вычеркиваю вас из списка родственников. И тогда точно на свадьбу не попадете.

Обрисованная перспектива не очень порадовала женщину, к тому же обавилось осознание того, что ее поступок является не совсем материнским. И она сдалась.

— Она у Городецкого. Сразу из Москвы ее отвезли к нему. Я ее не видела. Больше я ничего не знаю.

— Кто отвез?

— Моя знакомая и человек Городецкого.

— А почему Лина согласилась поехать с незнакомыми людьми? — Глеб подозрительно прищурился. То безумное притяжение, которое казалось, связало их в одно целое, не могло испариться за ночь. Тем более что заходила в офис она с совершенно счастливым лицом.

Три пары глаз вбуравились в хозяйку. Она сначала по привычке быть всегда правой гордо вздернула подбородок, желая показать, что не собирается опускаться до оправдываний. Выдержав мхатовскую паузу и видя что посетители этим не удовлетворятся, она почувствовала, что запал театральности кончается и ситуация вырисовывается в своем истинном уродливом виде.

Воспитывая дочь на классике, она тоже имела некие идеалы, однако предпочла задвинуть их подальше, чтоб не мешали жить. И сейчас все лучшее, что в ней было, объявило войну подлости и меркантильности.

Она осознала, что почти разрушила жизнь дочери. Одно дело выдать замуж, когда девочка неопытная и не имеет представления о межполовых отношениях — и соответственно, она будет считать, что все так и должно быть. И совсем другое, когда у нее появилась личная жизнь, и мужчина, который примчался за ней и готов придушить всякого, кто встанет на пути.

Губы ее дрогнули, глаза увлажнились предательскими слезами, и она словно выдирая из горла слова признания, хрипло сказала:

— Я не оставила ей выбора.

Дальше говорить она не могла, горло перехватил спазм, и она глухо зарыдала.

«Захватчики» переглянулись озадаченно — они совершенно не ожидали, что эта железная леди раскается. Марина пошла на кухню и принесла воды. Протянув ей стакан, она упрекнула:

— Ну как вы могли! Вы же мать! Вам придется сильно постараться, чтоб Лина вас простила.

Остальные члены команды молча согласились.

Мягкий в отношении женщин Нильс на этот раз не проникся сочувствием.

— Мадам, давайте не будем еще больше драматизировать ситуацию. Что вы сделали?

Отведя глаза в сторону, она всхлипнула и выдавила из себя:

— Меня сфотографировали в палате интенсивной терапии. С трубочками из носа, капельницей, монитором, отражающим сердечную деятельность. И сказали девочке, что после ее побега у меня случился гипертонический криз, потом я болела и в результате инсульт. И любая тревожная новость меня убьет. И чтобы сохранить мне жизнь, она должна меня не расстраивать и выйти замуж за Городецкого. Ирина Марковна показала ей фотографию, надавила на совесть, перечислила все, что я для нее сделала, подчеркнула, что я ради нее отказалась от личной жизни и мечтала лишь о том, чтобы она была счастлива. И у Лины не осталось выбора.

Никогда раньше Амалии не приходилось чувствовать себя так гадко, не приходилось раскаиваться в своих поступках и признавать свою неправоту.

— Она у Городецкого, и я боюсь, что вы не сможете ее забрать. Это не тот человек, который отдаст что-то свое. Они Ирину завезли домой, и мне даже не позвонили.

Глеб, который все еще сомневался, стоит ли включать эту престарелую стерву в список родственников, ядовито поинтересовался:

— Так вы только потому, что вас отправили в игнор, здесь нам сцену раскаяния изобразили? Вы надеялись управлять жизнью Лины после ее замужества, а тут облом?!

Амалия, раздавленная справедливым презрением и собственным преступлением, уже не могла изображать из себя оскорбленную в лучших чувствах Королеву Мать и только скорбно поджала губы.

— Найдите Лину, я ошибалась, думая, что знаю, как будет лучше.

— Рассказывайте все, что знаете, — сухо отрезал Глеб.

— Городецкий Петр Павлович, меценат, бизнесмен, владелец заводов, газет, пароходов. Еще Ирина сказала, что водитель и помощник упоминали Сестрорецк.

— И это все? — раздосадованно спросил Глеб.

— Все, — ответила Амалия. Ей было безумно стыдно, что все ее прикрытые благими намерениями, в том числе и перед собой, поступки выявились в истинном неприглядном свете.

— Не густо, — Глеб потер переносицу, соображая, кто быстрей может помочь. Затем набрал номер Виталика, державшего под своим крылом всех программистов.

— Виталь, недвижимость одного барина нужно узнать. Подозреваю, что это незаконно, в случае чего скажем — случайно вышло. Ну и отмажемся. Мы ж не деньги со счета снимаем.

Взяв на себя функцию распорядителя, Нильс перехватил инициативу.

— Ну мадам, мы с вами, к сожалению, не прощаемся, — запас вежливости, очевидно, кончился и у него, и они развернулись к выходу.

Амалия, на лице которой некоторое время видна была борьба противоположных мыслей, наконец, решилась.