Банан - это всего лишь банан

— Тебе рассказать, что приехала в Москву поступать и не поступила? — с горечью спросила она. Она могла бы рассказать, что работает нянечкой или сиделкой или еще кем-нибудь, чтоб вызвать сочувствие. Но врать ей совсем не хотелось. Со своими клиентами она не стеснялась. Бессовестно тянула с них деньги, потому что ей было наплевать, что о ней подумают. Нильс же с первого взгляда понравился. Сначала он стал мечтой, потом неожиданно судьба столкнула их, а сейчас, будто в насмешку, еще и привела его в постель к ней. И не просто привела, а доказала, что на этого мужчину реагирует ее каждая клеточка, отзываясь сладостной мелодией. И вот снова безжалостно отнимает надежду на счастье, на любовь, на нормальную жизнь без этих похотливых полуимпотентов.

Нильс ошарашено уставился на нее.

— Что значит — приехала — не поступила? Ты проститутка, что ли? — еле справившись с мгновенно севшим голосом, спросил он. — Это же мерзко!

От такого сообщения он почувствовал, что сердце будто сдавило стальными тисками. Впервые в жизни он не справился с эмоциями. Они захлестывали, обдавая жаром, грозя взорвать мозг. Он встал с кровати, поднял штаны и от расстройства никак не мог попасть в них ногой.

Спазм перехватил горло девушки. Слезы горечи и безысходности наполнили ее глаза. Она мужественно попыталась их удержать, подняла лицо вверх, коротко вдохнула. Но безуспешно. Обжигающие капли заструились по щекам. Губы задрожали, и только безумное нежелание вызвать к себе еще большее отвращение помогало ей не разрыдаться в голос.

— А я не сказала, что приехала в Москву поступать, — тихо, но с отчаянной решимостью сказала девушка.

— Марина, ты с ума сошла, так мои нервы испытывать. Я чуть не поседел от потрясения. Ну ей Богу, я уж подумал…, - тут он осекся, заметив состояние девушки. — Марина? — он вопросительно посмотрел ей в глаза.

В приглушенном свете уличных фонарей, они сверкали, как драгоценные черные бриллианты. Потерянное выражение, застывшее на ее лице заставило очередной раз вспомнить о сердце. Оно болезненно сжалось.

— Мерзко, говоришь? А то, что меня отчим изнасиловал, это не мерзко?! — Застарелая боль зазвенела в ее голосе. — А то, что я мыла подъезды за матрас в углу дворницкой комнаты, куда меня из жалости пустила таджичка, это не мерзко? А то, что я посуду мыла в кафе за еду, это не мерзко?

Первый раз ее исстрадавшаяся душа выплеснула все, что черным, мрачным сгустком лежало на дне, каждый раз отравляя радость жизни.

Она глухо зарыдала.

Нильс, потрясенный услышанным, потерял дар речи.

— Бл@дская жизнь! С ума сойти! — еле выдохнул он комок, сдавивший грудь. Он сел на кровать и притянул плачущую девушку к себе. — Маленькие, славные девчушки, созданные для того, чтоб их баловали и любили, оказываются чуть ли не на помойке, выдирая у жизни жалкие крохи.

Он успокаивающе гладил девушку по голове, бессвязно шепча успокоительные слова. И неизвестно, кому они были больше адресованы — ей или себе.

— Не плачь, маленькая моя. Ты такая ж потеряшка, как и Лина.

Марина, всхлипывая, спрятала лицо у него на груди, и убаюканная спокойным теплом его рук, потихоньку успокаивалась.

Несмотря на то, что с утра им предстоял решительный бой, да и то, в случае, если они рассудили правильно, они проговорили почти до рассвета. Заснули лишь на пару часов. Но то неожиданное притяжение, которое между ними возникло, укрепилось и практически зацементировалось, придало необыкновенный драйв. Чего нельзя было сказать о Глебе, который всю ночь промучался с тревожными мыслями.

Глава 35

На арендованном автомобиле они доехали до Сестрорецка. Затем вызвали такси, пересадили в него Марину, назвав адрес, и двинулись следом, не теряя из виду.

Въехав в коттеджный поселок, они оставили машину, когда навигатор показал, что до конечного пункта осталось триста метров.

Отважная Мата Хари, улыбнувшись таксисту на прощание, открыла дверцу машины. Не торопясь, чуть ли не описав дугу, она выставила одну ногу, затем вторую. Подвинулась к краешку сиденья, поэтому ей оставалось только плавно подняться практически с ровной спиной. А не так как большинство женщин выкарабкиваются из автомобиля — голову вперед, будто собираясь протаранить кого-то, со звуком «Хэ» отрывают свое сиденье от сиденья автомобиля и выползают наружу.

Одним своим появлением в поле зрения Марина уже заинтересовала охранников.

Она подошла к воротам. Поискала глазами кнопку — а ее-то и не было. Не долго думая, она принялась колотить в ворота.

— Ты чего калитку ломаешь?

— А что вы замуровались?! Меня Городецкий не предупреждал, что тут такие буки сидят, — понимая, что ее отлично видно в камеру над воротами, она облизала губы и выпятила грудь.

— Петр Палыч нам указаний не давал.

— Так я и не к нему, а к его невесте. Я Завацкая Марина, лучший модельер, вынуждена тут стоять, как нищенка. Мне нужно мерки снять, чтоб платье сшить.

— Какое нах… — речь оборвалась, и калитка начала медленно отъезжать в сторону. Очевидно, у охранников появились какие-то другие соображения насчет нее.