Дома ты все так же обиженно ушла переодеться, хотя уже и не сердилась на спонтанную рисковую страсть любимого монстра, больше сетуя на собственную слабость перед ним. Хотелось поддаться ему, быть в его власти и позволять и дальше вытворять подобные выкрутасы, от которых все внутренности завязывались в тугой узел, а душу тянуло вниз сладкой щекоткой. Хоррор же всерьез обеспокоился твоей обидой, повсюду следуя навязчивой, молчаливой тенью, пристально сверля ярким зрачком, ввинченным в твою напряжённую фигурку. Это превратилось в своего рода игру, и ты даже расслабилась, беря из холодильника банановый пудинг и усаживаясь с ним и ложкой на разложенный в гостиной диван, где вы любили валяться просто так, включив кино или ужиная с поставленного на матрас подноса. Ты села, по-турецки скрестив ноги, отправляя в рот первую ложку нежной сладости, пока Хоррор неотрывно следит за процессом, подозрительно замерев без движения. И ты медленно поворачиваешься, крупно вздрогнув от того, насколько монстр близко: едва не сталкивается с тобой носом, совершенно бесшумно приблизившись, хищно горя огромным глазом, в котором плещется что-то совершенно нечитаемое и даже немного жуткое. Хоррор был непредсказуем, но сейчас выглядел до странного пугающим, хотя наверняка таким показаться на самом деле не хотел. Нервно сглатываешь, скользя взглядом по линиям его зефирно-белого черепа. Ложка с пудингом так и замерла около твоего рта, чуть дрожа, выдавая взметнувшееся птицей волнение и страх, но Хоррор замечает это боковым зрением, медленно обхватывая твое запястье и поднося угощение к себе, плавно отправляя его в рот и облизывая блестящую опустевшую ложку после. Душа ёкнула, проваливаясь в самый живот…
Что он опять задумал?
— Хоррор, что ты…
— Тссс… — он кладет палец на твои губы, понижая голос до хриплого рычания, — позволь, я извинюсь по особому, — он придвинулся, перетекая огромной тенью ближе, наполняя своим сладким запахом лёгкие и гипнотизируя взглядом… Он напоминает анаконду, что скользит гигантским телом к добыче, беря в омут немигающего взгляда. Тебе было и страшно, и интересно разом, но что-нибудь сделать не хватало смелости.
Он тебя просто не отпустит.
Монстр забрал из рук угощение и отставил его в сторону, действуя слишком плавно, словно боясь спугнуть. Ты задышала чаще, когда он стал толкать твои плечи, стремясь уложить, и инстинктивно сжалась, сама не ведая, чего вдруг испугалась. Хоррор ощущая это смятение, пересел вплотную, скользя по твоей щеке своей теплой скулой, доверительно утыкаясь в ухо и обнимая одной рукой.
— Не бойся, моя хорошая… Тебе понравится~, — тягуче рычит он, и ты расслабляешься от его трепетной и точной ласки, особенно, когда он мягко тянет зубами твое ухо, вновь толкая на матрас и нависая сверху.
— Да ты просто неутомим, — изумлённо отвечаешь ему, сдаваясь в плен очередной его идеи, и Хоррор победоносно усмехается, щёлкая пальцами. Вся твоя малочисленная одежда тут же снимается сама собой, а ты изумлённо пищишь, не ожидая такого расклада. И тем более вздрагиваешь, когда Хоррор внезапно начинает методично обмазывать тебя пудингом, чей холод контрастно ложился на кожу, даря странное волнующее чувство нового эксперимента.
Сперва на бёдра, стекая тягучими каплями на их внутреннюю поверхность… Затем на нижнюю часть живота, расчерчивая дорожки с ароматом спелого банана, стекающие возбуждающим холодом на самое сокровенное место ниже… Поднимаясь все выше, рисуя белесые узоры на пупке и грудях, которые на холод лакомства реагируют твердеющими вершинами сосков, на которые так же ложится тягучая сладость, словно снежная шапка на пики гор. И последним движением наполняется ложбина ключиц, волнующе стекая за крутой поворот нежной шеи, плавясь на биении кожи около яремной вены…
Твое дыхание тесно сплетается с рокочущим пульсом, что знаменует полный провал твоего самообладания, выдавая вспыхнувшее желание, поражающее тебя саму… Хоррор умудрялся завести любым своим действием, сколько бы странным или необычным оно не было…
— Ох, Хоррор, — волнуясь, выдыхаешь, когда он сгибает твое бедро, начиная лакомиться угощением с твоей обнаженной мягкой кожи. Ведёт языком до сладкого во всех смыслах лона, с наслаждением слизывая дорожки плавно текущего пудинга, от чего ты выгибаешься, стоит ощутить его горячий язык там, где только что была прохлада угощения, а затем и ещё глубже, когда проворный язык оглаживает стеночки влагалища, надолго в нем останавливаясь в поисках самой горячей точки, пока ты сминаешь под собой покрывало…