Банда

А что вы от него хотите, от человека простого, непритязательного и явно обделенного в жизни счастливыми мгновениями. Какие у него впечатления? Опознания, очные ставки, вскрытия… Ужас. А тут лазурное море, белая яхта, палуба из лиственницы и необыкновенной красоты девушка с доверчивой улыбкой.

В общем — поплелся.

А девушка между тем, не выпуская пылающей ладони Пафнутьева, спустилась по трапу, куда-то там свернула, где-то протиснулась, ввела Пафнутьева в отделанную деревом и бронзой каюту и, наконец, выпустила его истомившуюся от неопределенности ладошку.

— Прошу, — сказала она. — Мне кажется, вам понравится… Видите, здесь иллюминатор с видом на море.

— Спасибо, — пробормотал Пафнутьев.

— Мы сейчас поплывем на остров Юры… Остров небольшой, но уютный. Дорога займет несколько часов, но скучать, надеюсь, не будете. Захотите отдохнуть — здесь все есть. — Девушка распахнула дверцу шкафа и показала Пафнутьеву стопку халатов, махровых полотенец, еще каких-то приспособлений для купания радостного и счастливого. — А здесь плавки. — Девушка выдвинула ящик. — Подберите себе что-нибудь.

— Подберу, — пообещал Пафнутьев.

— По вкусу, — улыбнулась девушка.

— Только по вкусу, — твердо заверил Пафнутьев. — А вы тоже плывете с нами?

— Плыву, — ответила девушка, и Пафнутьев не сразу понял, что она имела в виду — плывет ли по морю, плывет ли по жизни, плывет ли вообще, не зная, куда и зачем. — Так уж случилось.

— Бывает. — Пафнутьев ответил нечто бестолковое. — А живете на острове?

— В основном на яхте. Мне здесь больше нравится. Знаете, я вам посоветую… Не тяните с переодеванием… В вашем костюме московского покроя и колорита…

— А какой у меня колорит?

— Уж больно суровый… Может быть, он годится только для очень серьезных совещаний… Как сейчас говорят, судьбоносных. — Девушка рассмеялась. — Но на яхте… Простите, вы выглядите немного смешно.

— А со мной это частенько случается!

— Переоденьтесь, — повторила девушка. — Выберете купальник, или плавки, как говорят в России… Можете набросить халат для начала… Советую — выберете поярче. Чтобы не производить впечатления человека в бане. — Она опять рассмеялась, но необидно, без издевки, ее просто рассмешило слово «баня».

— Я все сделаю так, как вы приказали, — заверил Пафнутьев.

— Я ничего не приказывала.

— Мне приятней думать, что это было приказание. Я, знаете ли, привык подчиняться приказам. Мне так проще жить.

— Учту, — сказала девушка и, мимолетно прильнув к Пафнутьеву, тут же вышла из каюты.

Пафнутьев не мог не признать ее правоту — в своем почти черном, почти прокурорском костюме на палубе белоснежной яхты, под испанским солнцем на фоне Барселоны он выглядел не слишком убедительно. Порывшись в своей дорожной сумке, он нашел плавки, но когда сравнил их с теми, которыми был завален ящик шкафа, понял, что мог себя не утруждать. Когда он натянул на себя предложенные плавки и набросил халат, расписанный картежными мастями, и в этом наряде показался на палубе, то услышал общий восторженный вопль. Оказалось, что в плетеных креслах, установленных на палубе, уже сидят и Слава, и капитан яхты — загорелый испанец необыкновенной красоты и изысканности, и несколько девушек, среди которых он в слепящем солнечном свете с трудом узнал свою провожатую.

— Прошу любить и жаловать, — сказал Пафнутьев, подняв руку — точь-в-точь, как это когда-то делали римские императоры, приветствуя толпы восторженного народа.

— Паша, ты прекрасен, — сказал Слава, не позволив себе даже улыбнуться.

— Я знаю, — ответил Пафнутьев. — Мне все об этом говорят. Всю жизнь. Так что я привык.

— К чему?

— К славе.

— Это правильно. К подобным вещам лучше привыкать с детства. Чтобы потом не было мучительно больно.

— Не будет. — Пафнутьев был спокоен и благодушен. Но таким он оставался лишь до тех пор, пока к нему не подошла его недавняя провожатая.

— Позволь, я за тобой поухаживаю, — сказала девушка. — Кстати, меня зовут Маша.

— А я — Паша, — покраснел Пафнутьев.

— Очень приятно. Надеюсь, нас не спутают. Прости, но ты, Паша, забыл завязать пояс халата… В результате обнажаются те части твоего прекрасного тела, на обнаженность которых ты, может быть, и не рассчитывал.

— Какой кошмар! Какой ужас! Как же мне теперь жить?!

— С завязанным поясом.

— Да я его завяжу на три узла!

— А это уже многовато, — и Маша легким мановением руки затянула на заметном животике Пафнутьева изящный узел из тонкой льняной ткани. — Не переживай, Паша, узел тебя не слишком портит. — Маша так легко перешла с Пафнутьевым на «ты», что он, похоже, этого даже не заметил.

На самом деле заметил.

И эта маленькая подробность насторожила его больше, чем белоснежная яхта, чем архитектурные изыски Барселоны и прочая испанская дребедень. Он понял — ухо надо держать востро, здесь нет случайных людей, здесь нет случайных обстоятельств, здесь вообще нет ничего случайного, ничего такого, что было бы не продумано хитроумным Лубовским.