Банда 7

Худолей вышел из машины, бросил за собой дверцу. Не подходя слишком близко к выстроившимся красавицам, он медленно двинулся вдоль ряда, внимательно всматриваясь в лица. И увидел то, что и ожидал, — красавицы таковыми вовсе и не являлись, обыкновенные лица, на улице встретишь и не оглянешься. Крашеные губы, сощуренные на ярком свете глаза, будничное выражение лиц. С таким выражением можно чистить картошку у плиты, стирать мужнины трусы, пить водку с подружкой. Просматривалось, правда, и некоторое даже не скрываемое пренебрежение. Трудно сказать, относилось ли оно к самим себе или к тем покупателям, которые темными тенями бродили за стеной света. А что касается непритязательных мордашек, то Худолей справедливо рассудил, что, видимо, у этих женщин есть другие достоинства, которые перевешивают и ранние морщинки, и поздние прыщи, и ноги, которые язык не повернется назвать ножками.

Все правильно, все правильно — обладательницы ноже-к не нуждаются в подобных торжищах. Они находят более достойные места, чтобы предложить себя.

Дойдя до конца ряда и убедившись еще раз, что Светы здесь нет, Худолей уже хотел было свернуть к машине, но его остановил голос, раздавшийся из темноты. Голос был неторопливый, густой, с подчеркнуто правильным произношением. Таким голосом можно вести международные переговоры или предлагать бриллианты.

— Простите, пожалуйста, — проговорил невидимый человек за спиной Худолея. — Вы так ничего и не подобрали?

Худолей обернулся, всмотрелся в темноту, но, кроме темной тени, ничего не увидел. Однако по контуру говорившего понял, что это высокий, спортивного вида человек, Худолей при желании мог бы даже приблизительно определить его возраст: где-то тридцать — тридцать пять лет.

— Душа не дрогнула, — виновато пояснил Худолей.

— Простите, но, может быть, вы несколько поторопились с выводами? Не кажется ли вам, что некоторые экземпляры весьма достойны вашего внимания?

— Вы думаете? — В душе Худолея что-то напряглось, что-то запищало, как датчик, который вдруг почувствовал поток радиации. И поток не ослабевал, более того, усиливался, и Худолей ощутил, что он вот-вот поймет что-то, наступит какое-то прозрение, понимание.

— Смею вас заверить, — продолжал невидимый собеседник, — что в другой обстановке каждая из этих девушек способна произвести совершенно другое впечатление... Я уж не говорю о результатах.

— Результаты? — Худолей не сразу понял, о чем идет речь.

— Вы будете потрясены, это я вам гарантирую. Мне известны случаи, когда даже самая непритязательная дурнушка творила буквально чудеса! Оживали и впадали в неистовство люди, которые давно поставили на себе крест!

— И эта... Дурнушка сейчас здесь? — спросил Худолей, мучительно пытаясь вспомнить, где он слышал этот роскошный голос — каждое слово невидимый собеседник не просто выговаривал, а как бы преподносил на блюде.

— Я вас заинтересовал? — Теперь в голосе появилась улыбка, не ухмылка, нет, уважительная улыбка человека, который действительно предлагает товар высшего качества.

— Да, — честно признался Худолей.

— Прошу. — Мужчина вышел из тени, и Худолей, всмотревшись в него, сразу понял — никогда он этого человека не встречал, водку с ним не пил.

— Знаете, — промямлил Худолей, — позвольте мне немного поколебаться... Я посижу в машине.

— Колебания разжигают желания, — тонко улыбнулся человек и снова ушел в тень.

Вернувшись к машине и втиснувшись в темный угол заднего сиденья, Худолей попытался разобраться в своих впечатлениях. Что-то говорил Халандовский, ему отвечал Пафнутьев, даже Андрей разговорился, но Худолей их не слышал. Он не мог избавиться от ощущения, что слышал этот голос, причем в очень важном для себя положении, что-то решалось, что-то было на кону. В голосе незнакомца была не только приятная бархатистость, в нем была почти неуловимая сладковатость, приторность, которые если и не разрушали значительность всего облика, то ставили под сомнение его идеальность. Да, именно сомнения будоражили душу Худолея, а вовсе не гарантированные обещания ночи, полной сладких безумств с дурнушкой, которая к утру окажется принцессой. Или наоборот.

И еще одно озадачило Худолея: ведь этот человек с самого начала видел его на свету, разговаривал с ним и тоже не узнал, не спохватился, не смутился... Значит, он тоже не вспомнил меня, — маялся в своем углу Худолей.

Потом он как бы очнулся от наступившей в машине тишины. Уже никто не шутил, не произносил двусмысленных шуточек, все молчали. А Пафнутьев, приникнув к лобовому стеклу, внимательно всматривался в женщин, стоявших перед ними в свете фар. Иногда из темноты входили какие-то люди, подходили к той или иной и уводили в машину. Машина тут же отъезжала. Торжище, видимо, подходило к концу, машин становилось все меньше, их плотный ряд заметно поредел, и женщины уже не стояли столь плотной шеренгой, как полчаса назад.

— Андрей, давай подъедем чуть поближе, а то мы вроде стесняемся, последними стоим.

Андрей включил мотор и подъехал так близко, что «Волга» оказалась ближе всех машин, метрах в пяти от женщин.